Оттоманские военнопленные в России в период Русско-турецкой войны 1877–1878 гг. | страница 13
4. Пункт XII «Правил» был не только новым, но и в значительной степени уникальным. В нем российская сторона прямо заявила о том, что «не преминет сообразоваться в своих распоряжениях с общим духом начал», изложенных в Брюссельской декларации 1874 г. «О законах и обычаях войны» (приложение 3). Правда, последняя не имела силы формального международного обязательства! Тем не менее, Петербургу во многом удалось претворить в жизнь и это заявление, хотя оно изначально было обставлено рядом оговорок: «по мере возможности», «под условием взаимности» и насколько положения эти окажутся применимы «по отношению к Турции и согласны с особенной целью настоящей войны».
Вместе с тем, отдавая должное прогрессивному, в целом, характеру «правил», нельзя не заметить, что приняты они были с некоторым опозданием[21]. Хотя противоречия между Россией и Портой неуклонно обострялись, начиная уже с лета 1875 г., к разработке «Правил» в МИД приступили, скорее всего, уже после открытия военных действий. во всяком случае, так заставляет думать тот факт, что главы Военного и Морского министерств смогли ознакомиться с проектом данного документа не ранее 3 мая 1877 г.[22]
Примерно то же можно сказать и в отношении базового нормативного правового акта о военнопленных. Поскольку в предвоенный период ни одно из заинтересованных ведомств, за исключением разве что МИД, не вело в этом направлении практически никаких разработок, к 12 апреля 1877 г. Россия располагала лишь «положением о пленных» от 16 марта 1854 г., принятым в начале Крымской войны и еще в 1855 г. признанным устаревшим[23]. при этом настолько устаревшим, что в 1877 г. Петербург не счел возможным использовать его даже в качестве временного руководящего документа.
В условиях продолжительного отсутствия конкретных указаний, армейскому и флотскому командованию на театрах военных действий не оставалось ничего иного, как принимать решения, руководствуясь нормами обычного права и собственным правосознанием. К примеру, уже в середине апреля 1877 г. приказом ГК на Балканском ТВД 38 подданных Османской империи, проживавших в тыловом Кишиневе и заподозренных в шпионаже, были высланы в административном порядке под надзор полиции сначала в Воронеж, а потом и в Пермскую губернию, где они оставались вплоть до конца войны (хотя убедительных доказательств их шпионской деятельности обнаружить так и не удалось)[24].
В качестве другого примера можно сослаться на действия командующего войсками Одесского военного округа генерал-адъютанта В. С. Семека. Так, 14 апреля 1877 г. в Одессу, еще не зная о начале войны, зашло турецкое торговое судно «Мурад-Бахри», попавшее накануне в шторм и лишившееся всех якорей. Небезынтересно отметить, что В. С. Семека счел целесообразным признать турок… потерпевшими бедствие на море. Поэтому он не только разрешил капитану судна исправить повреждения и беспрепятственно покинуть порт, но и передал на «Мурад-Бахри», в качестве своего рода спасательной услуги, несколько пудов сухарей