— Антитеза необходима для симметрии, но я хочу, чтобы она была глубинной, касалась самой сути; не только выбора, который герои вынуждены сделать в данную минуту, а их человеческого естества, чтобы в ней проявлялся конфликт, отражались терзания.
— Опять вы со своими непонятными идеями! — говорит Никола. — Однако же вы правы: страсти у Корнеля уж очень напыщенные.
Жану не нужно, чтобы его понимали, ему нужно другое: чтобы ему сопротивлялись, стояли против него стеной, а он бы в этом противостоянии оттачивал свое оружие, развивал свои взгляды. В том числе на любовь. А что он может сказать о любви, — он, кому знакома, да и то не очень, только любовь к Богу? Как построить интригу на чувстве, о котором он только читал? Вылепить целую пьесу из того, что ничью жизнь не заполняет целиком и чему ни один человек не придает такой огромной важности? Ни сам он, ни его друзья, ни принцы, ни король. И все-таки он утвердился в том, что главной струной, как у Вергилия или Овидия, должна быть любовь. Начитанности вполне хватит, уверяет его Никола. Он соглашается, но думает, что было бы неплохо опереться и на опыт: полюбить самому или хотя бы посмотреть со стороны.
— Хотите, я для вас влюблюсь? — смеется Никола.
Жан отмечает в тетради, какие стихи у Корнеля чересчур многословны, а какие, напротив, отрывисты. И перекраивает их — любое упражнение впрок! Но иногда придраться не к чему — безупречно, тогда он пишет восхищенные заметки на полях. Если бы он видел в Корнеле только старшего мастера, это избавило бы его от зависти и лишних огорчений. Он вырос рядом с наставниками, они его сформировали, воспитали, хотя он помнит, что и их ему порой хотелось оттолкнуть. Но с той поры, как он покинул Пор-Рояль, все изменилось: теперь он один против всех; с одной стороны — он и его честолюбие, с другой — остальные, и все они — его соперники.
Однажды Франсуа позвал Жана в театр, на спектакль, где его знакомая актриса играет главную роль. Жан смотрит на нее и думает, что после представления к ней можно будет подойти, даже притронуться. Слушает ее голос и уже представляет себе, как она разучивает его монолог, вбирает в память его стихи, как любые другие, и выпускает их оживленными плотью и чувством. К последнему акту он уже одержим этой мыслью: увидеть, как все это будет, задать исходную субстанцию и управлять ее преображением.
В уборной молодой актрисы толпится множество народу; Жан только смотрит на нее, слушает комплименты, которыми ее осыпают со всех сторон, — а Франсуа всех превосходит в виртуозности. И вдруг, не говоря ни слова, протягивает руку и касается ее руки. Она поднимает глаза, улыбается. Под его пристальным взглядом теряется и не находит слов. «Ну если я могу ее смутить, то смогу и заставить играть, как мне нужно».
