Короче, «было лучше обращаться исключительно к Монтгомери, а не к Эйзенхауэру, которого в гораздо большей степени связывали политические соображения»[59], особенно его забота не доводить дело до разрыва с русскими.
Военные действия на западном фронте были фактически прекращены. Официальное коммюнике вермахта от 28 апреля гласило: «Наши войска повернулись спиной к американцам на Эльбе», до которой те только что дошли. Одновременно Дёниц отдал приказ прекратить подводную войну. «Стратегия» ликвидации западного фронта, начало которой было положено в Италии, продолжала осуществляться.
30 апреля немецкие эмиссары — на этот раз они не были эмиссарами Гиммлера — появились в Стокгольме. Они прибыли для того, чтобы сообщить тем лицам, которые захотели бы их выслушать, что главнокомандующий немецкими силами на северо-западном фронте генерал фон Буш готов капитулировать. Со своей стороны генерал сам вступил в непосредственный контакт с британским верховным командованием.
Довольно любопытно, что, хотя капитуляции в одинаковой мере желали и немцы, и англичане, обе стороны по одним и тем же соображениям в молчаливом согласии решили подождать с этим. Если бы капитуляция произошла немедленно, то северо-западная Германия, включая Шлезвиг-Гольштейн, осталась бы немецкой территорией и, следовательно, в конце концов перешла бы к русским, неудержимо наступавшим на запад. Они были уже в Берлине. Поэтому надо было предварительно остановить наступление русских, ускорив продвижение англичан к Любеку. Исходя из этого, немцы, предлагая свою капитуляцию, выдвигали в качестве условия предварительную оккупацию Любека англичанами, — условие, которое те охотно приняли. По этой же причине англичане хотели опередить русских, нисколько при этом не заботясь о таком препятствии, как Эльба, которую надо было форсировать. Одним словом, и англичане и немцы в одинаковой мере стремились «обезопасить [Шлезвиг-Гольштейн] от вступления советских войск»[60]. Именно на этом куске территории обоснуется «правительство» «преемника» Гитлера, чтобы продолжать свои интриги.
Было решено направить официального эмиссара в ставку Монтгомери, когда его войска достигнут Любека. Это и было сделано без промедления. Переход через Эльбу не привел к столкновению с русскими. Эйзенхауэр согласовал со Сталиным, что эта река будет пределом для продвижения американских войск и лишь для британских войск на севере будет сделано исключение. Сталин, очевидно, не слишком опасался, что Монтгомери войдет в Берлин раньше Жукова.
