приурочив ее к моменту, когда будут отвергнуты последние требования Тито».
Он полагал, что, «если демонстрация будет достаточно мощной, она, возможно, приведет Тито в чувство», но, если «завяжутся бои», их следует трактовать как «пограничный инцидент».
В отличие от Черчилля американцы ни за что не хотели сильно увязнуть в Европе. В этот момент их взоры были обращены к Тихому океану, где продолжалась война. Послание Трумэна заканчивалось следующим образом:
«Я не должен допускать никакого вмешательства, если только оно не является неизбежным, которое могло бы стать препятствием для перемещения американских войск в район Тихого океана».
Но Черчилля «демонстрация силы» в Югославии интересовала гораздо больше, чем «перемещение» американских сил в район Тихого океана. 21 мая он телеграфировал Трумэну:
«Я полагаю, что если наша демонстрация будет достаточно внушительной, то все может решиться и без столкновений».
Черчилль был тем более настойчив, что за Тито и «югославской проблемой» он видел Сталина и «советскую проблему».
«Я полагаю, — прибавлял он, — что наша твердая позиция в этом деле окажется весьма полезной в наших дискуссиях со Сталиным».
В вопросе о Германии Черчилль продолжал идти своим путем с полным знанием дела. Когда на следующий день после капитуляции Германии он увидел, как последняя превращается в послевоенного союзника, он знал, что люди, которые пришли на смену Гитлеру, со своей стороны готовы вновь взять на себя роль «авангарда» Запада против красного Востока.
Они видели в капитуляции, которая похоронила их мечту о мировом господстве, только средство сохранить свое «правительство». Они поздравляли себя с тем, что вышли невредимыми из руин третьего рейха, чтобы снова восстановить в духе его основателя то, что уже было разрушено. У них было более чем достаточно оснований рассчитывать на попутный ветер.
В послании, с которым Дёниц обратился к немецкому народу 8 мая 1945 года по Фленсбургскому радио, уже чувствовалась его уверенность в том, что он вместе со своим «правительством» пережил потоп. Он был убежден, что западные державы будут склонны его поддержать.
«От западных держав, — говорил он, — зависит, сможет ли назначенное мной правительство и я сам продолжать нашу деятельность». И он великодушно предлагал свои услуги этим державам, будучи убежден, что они не замедлят принять его предложение.
«Если мое присутствие может пойти на пользу и служить отечеству,
