Такую оценку Сергей, видимо, подхватил где-то в ярмарочной гуще — у Сергея страсть бродить по ярмаркам, по базарам. Можете неожиданно встретить его летом в каком-нибудь Кагарлике, на районном торжище, где глаза разбегаются от яркого изобилия глечиков, кувшинчиков, мисок, макитр да прочей посуды, что так и играет на солнце — звенящие, с пылу с жару, будто еще теплые, — о таких изделиях говорят: огонь печи дает звонкость, огонь души дает красу! Возле своих творений в независимых позах восседают, как над рекой времени, и сами мастера — один покуривает, другой просто сидит в задумчивости. Достоинство, самоуважение мастера — тут оно властно и негромко живет. Нет суетливости, зазывания, он сидит почти суровый возле своих звонких, певучих изделий, и другой такой, и третий… Немногословные, торг ведут лаконично, степенно, без ярмарочной оживленности:
— Так будет?
— Не будет.
— А так будет?
— Так будет.
Только один среди них, раскрасневшийся старичок дремучего возраста, больно уж весело рекламирует свои ложки-половники: с утра, видно, чарку опрокинул.
— Без такого половника хата пустая… Бери, молодица, будешь хозяйкой!.. Да не выбирай, они все одинаковы… Что ими, воевать?
— А может, и воевать?
Касса деда в небрежении — он забыл уже, с кого взял деньги, с кого не взял, — подмигивает молодицам, напевает:
Вiддай мене за того,
Що ложечки струже…
— Диду, вы кино! — смеются женщины, и нам даже здесь, возле моря, слышен их задорный смех.
В настроении Сергея появилось великодушие — явный признак того, что на почте улыбнулись ему из окошечка или, может, подали долгожданное письмо либо телеграмму. В импровизациях на темы родного города пробиваются лирические ноты, встают вечерние аллеи, канделябры каштанов… Даже к футболистам появилось нечто похожее на снисхождение. Где-то возле афишной тумбы сегодня Сергей случайно услышал их разговор о новом фильме, мысли хлопцев удивительным образом совпали с его собственными.
И сразу гнев сменился на милость:
— Не такие уж они дремуче отсталые. Среди них попадаются довольно интеллектуальные физиономии…
Такого нрава человек. Мысленно снова возвращаемся к тому мальчонке, которого мы видели утром. Этот его обход, пытливое всматривание, жажда познания, улыбки загадочные — они почему-то имеют для нас значение.
— Вышел, как из мифа, и снова пошел, как в миф… Мимо нас, вдоль берега — в мифы будущего. Он будет жить в третьем тысячелетии, это ж подумать… Вот бы для кого нам ставить фильм… — Сергей, как всегда, быстро загорается. — Фильм для сына рыбацкого!
