— Не валяй, не валяй дурака… Чего вы сердитесь, хлопцы? Я ведь работу спрашиваю, на то поставлен… Норму дайте, так я еще и похвалю…
— Нам хвала твоя к этому вот месту, — наступал на него Лешка. — А если жить хочешь…
— Да кто же не хочет! Я и сам когда-то был «Селькор Глаз». И сейчас не перешел в немецкую веру… Лучше нам с вами ладком, хлопцы… У меня у самого племянник летчик, тоже где-то на фронте горе хлебает…
Схватив вожжи, бригадир плюхнулся в двуколку, натянул картуз и отбыл, не попрощавшись.
— Нагнал ты ему страху, — повеселели хлопцы, когда Лешка возвратился в яму. — Только не жаловаться ли поехал старый стервец?
Однако, все взвесив, решили, что промолчит, невыгодно ему из этого затевать историю…
А за какой-нибудь час до захода солнца в совхозе поднялась непонятная тревога: несколько выстрелов отдаленно прозвучало в степи, промчались, поднимая пыль, какие-то всадники… Рабочий день еще не закончился, а пленных уже снимали со всех работ, группами гнали к кирпичному заводу. Туда же вскоре подъехала подвода в сопровождении конной охраны — незнакомые разъяренные шуцманы горбились в седлах. Подъехав к пленным, подвода остановилась, один из шуцманов сорвал покрывало-попону, и пораженная толпа увидела на дне телеги два изуродованных трупа — в синяках, в еще свежей крови…
— Ваши?
Старший и младший. Будто отец и сын. Оба из холодногорцев. Те, что все перешептывались в дороге, кажется, из одного полка были, имели какую-то родню за Днепром… Вместе с остальными пригнали их сюда, совсем вот недавно пили на гумне из кадки, потом их послали в поле грузить снопы на арбы… И вот уже… Сваленные на дно телеги, лежат бревнами, ноги свисают босые, побитые, в кровоподтеках…
— Бежать хотели! К Днепру разогнались! Только отсюда еще никто у нас не убежал!..
Так вот для чего посрывали с работ, согнали всех холодногорцев сюда: глядите, насматривайтесь на своих товарищей… Сегодня это их, а завтра, может быть, ваша судьба.
— Не убежал никто и не убежит! Всюду у нас блокпосты! Мышь не пролезет!..
Еще до наступления вечера и закопали обоих в глинище. Никакой надписи на могиле, даже имен их тут никто не знал.
Ночевать пленных загнали в руины кирпичного завода, в полуразрушенные печи, где когда-то гоготало пламя, обжигался кирпич, а сейчас темнота дышит холодной горелой сажей, руинами, запустением отдает. Сквозь разваленные душники виднеются звездные куски неба. Возле выхода сидят с винтовками двое часовых — долговязый и низкий. Пат и Паташон.
