– А почему я? – вырвалось у Наполеонова.
– Потому, что ты говоришь по-английски, по-французски и являешься большим ценителем живописи, – начальник бросил на Наполеонова лукавый взгляд.
Следователь вытер пот со лба и обречённо проговорил:
– Слушаюсь.
– Саша! – Фёдор Поликарпович посмотрел на Наполеонова укоризненно, – это не приказ, а всего лишь дружеская просьба оказать помощь.
В результате этой дружеской помощи Наполеонов получил от Анри любезное приглашение посетить Париж в отпуск. А несколько купленных картин Дорина уехали во Францию. Кроме того, в скором времени ему была обещана выставка и оставлен номер телефона и адрес электронной почты для ведения переговоров.
Счастливый Дорин на прощание сказал Наполеонову:
– Век вашей услуги не забуду, товарищ следователь! Теперь я ваш вечный должник.
– Да идите вы все к чёрту! – выругался Наполеонов.
И было от чего прийти в отчаяние – они к собственному удовольствию устраивают свои личные дела, а он сидит с нераскрытым убийством.
Больше всего на свете ему сейчас захотелось поехать к Мирославе Волгиной, поплакаться в жилетку и рассказать ей о днях, с его точки зрения, потраченных впустую.
Что он, собственно, и сделал. Детективы выслушали его с сочувствием.
Морис ждал, намекнёт ли Мирослава Шуре, что они теперь тоже вплотную занялись этим делом. Говорить напрямую о своих клиентах она не имела права, но намекнуть…
Не намекнула. Зато ободрила:
– Шура, ты сам знаешь, что каждый отрицательный результат приближает к раскрытию преступления.
– Знать-то я знаю, – вздохнул Наполеонов, уплетая неизвестно какую по счёту ватрушку с творогом. Наконец он откинулся на спинку стула и сказал: – Чай у вас очень вкусный.
Оба детективы улыбнулись незаметно для следователя.
Так как вечер выдался тёплый для этого времени года и тихий, погуляли в саду.
После всех успокоительных процедур, которые детективы называли «методом Бабы-яги», то есть напоила, накормила, спать уложила. Выпадало – в баньке попарила.
Вместо парилки Мирославе удалось уговорить Наполеонова спеть.
Его усадили в самое удобное кресло, и Морис принёс гитару.
Шура не стал упрямиться, пробежал пальцами по струнам, настраивая инструмент и себя, и запел:
Омоют воздух тихие дожди,
Наполнят город свежестью и тайной,
И станет всё вокруг необычайным.
Так обещал октябрь. Ты подожди,
И он свои исполнит обещанья.
Не надо хмуриться заранее.
И не печаль в звучании дождя,
А колыбельную вселенной.
Услышишь ты, прислушайся, да! Да!
