Когда он с картиной явился в управление, Элла удивлённо ахнула:
– Что это у вас, Александр Романович?
– Живопи́сь! – буркнул следователь и скрылся в кабинете.
– Надо же, – проговорила секретарь задумчиво, – как это их всех зацепило.
Примерно с полчаса из кабинета не доносилось ни звука. Потом послышались быстрые шаги по кабинету – туда-сюда, туда-сюда.
– Бедненький, – пожалела следователя Элла, – опять забегал по кабинету, как ёжик у бабушки в деревне.
Ещё через полчаса дверь кабинета распахнулась, и на пороге появился Наполеонов с нераспакованной картиной.
– Элла! – позвал он голосом, которым обычно говорили великие драматические актёры прошлых столетий.
– Да, Александр Романович?
– Возьми вот это! – он протянул ей свёрток.
– Что это?
– Картина!
– А…
– И отнеси!
– Куда?
– В кабинет Фёдора Поликарповича!
– А! – воскликнула девушка и тотчас прикрыла рот ладонью.
– Ну! – Наполеонов настойчиво протягивал ей картину.
– Хорошо, – согласилась она и взяла ее.
– Но так, чтобы он ничего не заметил! – прошептал ей Наполеонов вслед громким шёпотом.
– Я очень постараюсь, – донеслось в ответ уже из коридора.
Так у Фёдора Поликарповича появилась ещё одна картина для украшения интерьера дачного дома.
Вернувшийся в свой кабинет начальник долго рассматривал фонтан и, покачав головой, наконец произнёс вслух:
– Если они примутся таскать мне картины каждую неделю, то недалёк тот день, когда мне придётся открыть собственную картинную галерею.
Но плохо это или хорошо, картина с фонтаном кисти Владимира Дорина была последней картиной, подаренной начальнику подчинёнными. Зато этот подарок сыграл значительную роль в судьбе самого художника.
Однажды коллега из Франции, приехавший погостить к Фёдору Поликарповичу, обратил внимание именно на эту картину.
Он спросил у хозяина, что это за художник, а тот только плечами развёл, мол, понятия не имею.
– Жаль, жаль, – пробормотал коллега.
И, чтобы угодить дорогому гостю, Фёдор Поликарпович велел отыскать автора картины. Искали его недолго, а найдя, сразу пригласили в управление.
– Опять? – заорал разъярённый Дорин и даже затопал ногами.
– Ишь, как его разбирает, – удивлённо проговорил один из молоденьких полицейских, посланных разыскивать Дорина.
– Чего ты хочешь, – ответил второй, – художник – тонкая натура! Его бы в нашу служивую шкуру.
Наконец полицейским удалось убедить художника, что его приглашают в управление с самыми хорошими намерениями. Как им известно, начальник хочет поговорить с ним о живописи.
