– Замечательно, – сказал я. – Как насчет плота, о котором мы говорили? Размером, скажем, в десять квадратных футов.
– Четыре пустых бочки из-под горючего, несколько бревен– и плот готов. Он вам понадобится сегодня вечером?
– Вряд ли, – сказал я.
– Тогда мы тоже освежимся после работы. Это очень полезно перед сном. Кстати, что если поставить компрессор прямо здесь? А выхлопную трубу я удлиню с помощью шланга и выведу на другую сторону домика.
– И как можно дальше, угарный газ не способствует подводному плаванию, – заметил я.
Мы зашли в домик, и, порывшись в. своих вещах, я извлек на свет потрепанную таблицу для подводников.
– Вот для чего нам понадобятся эти два троса, о которых я тебе говорил, – сказал я, усаживаясь за стол. – Итак, мы собираемся погружаться на глубину примерно в сто футов на значительное время. Верно? Предположим, что на два часа. Это означает, что при всплытии мы должны будем сделать несколько остановок. А именно: остановку на пять минут – на глубине пятидесяти футов, еще на десять минут – на глубине в сорок футов, потом выждать полчаса на тридцати футах, еще сорок – на двадцати и пятьдесят минут – на глубине в десять футов. Итого – сто тридцать пять минут, или два часа с четвертью. Довольно утомительное и скучное занятие, но ничего не поделаешь.
– Я раньше никогда не опускалась на такую глубину и понятия не имела ни о какой декомпрессии, – сказала Катрин.
– С кессонной болезнью шутки плохи, – заметил я. – Если не принять мер предосторожности, можно отправиться на тот свет. Нам придется привязать к одному из тросов ремни, чтобы держаться за них во время отдыха, и запасные баллоны с воздухом.
– И как ты коротаешь под водой время? – спросила она.
– Сочиняю забавные стишки, – пошутил я, озабоченно поглядывая на декомпрессионную камеру. – Лучше бы иметь ее под рукой, возможно, даже на плоту. Надо будет посоветоваться с Рудецки, как ловчее это устроить.
4
Неделя сменялась неделей, работа шла своим чередом, и я почти забыл о Гатте. Информация от Пэта Харриса, которую мы получали по радио из лагеря номер один, не давала оснований для беспокойства: Гатт не выезжал больше никуда из Мехико, предаваясь там радостям жизни, словно больше его ничего и не волновало, хотя банда его головорезов по-прежнему находилась в Мериде. Я занимался обследованием синота и тоже не забивал себе особенно другими проблемами голову. Холстед, к радости Фаллона, работал вместе со всеми не хуже меня.
