На ее лице была смесь паники и недоверия, как будто она никак не могла поверить в серьезность его слов и намерений, как будто мысль о том, что он взбунтовался, не укладывается у нее в голове.
– Но Джон, ты же знаешь, что я не пойду к врачу. Я тебе об этом говорила.
– Одно из двух: или ты пойдешь, или…
– Но я не больна. Ты что, сошел с ума?Со мной ничего не случилось, ничего. Ты один все время что-то придумываешь, заставляешь меня в чем-то признаваться, искажаешь факты и сам меня толкаешь на этот путь.
Она вскочила со стула. Лицо ее превратилось в упрямую угрожающую маску.
– Если ты будешь продолжать говорить о докторах, я поднимусь наверх и допью остальное. Я спрятала бутылку и допью ее.
Он понял, что она бросила на стол свой последний козырь. Никогда раньше она не признавалась в своем тайном пристрастии к алкоголю. Даже когда он находил у нее бутылки, она от всего яростно отпиралась. Спрятанная бутылка постоянно оставалась невысказанной угрозой. И вот теперь она открыто говорила об этом. Она воображала, что встряхнет его и даже сейчас заставит поступить по своему желанию. И если на ее слова смотреть с такой точки зрения, она достойна жалости.
Но все это не меняло сути дела.
– О’кей, – сказал он, – иди и пей свое зелье.
И тут она сникла. Медленно, как дряхлая старушка, она опустилась на стул.
– Значит, ты не согласен принять это предложение?
– Не согласен.
– И ты не хочешь отсюда уезжать, несмотря на Стива?
– Я не верю тебе.
– Ты мне не веришь? – Она сухо рассмеялась: – Так вот оно как? Забавно… Воистину забавно. Ты мне не веришь… И ты обратишься к врачу либо тут, либо в Нью-Йорке?
Она принялась плакать.
– Ол райт, – наконец сказала она, – я пойду. К кому угодно. Я на все согласна. Но ты не имеешь права меня бросить. Куда я пойду? Что буду делать? Нет, ты не можешь, не можешь!..
В ее голосе звучали истерические нотки, а поскольку он прислушивался именно к голосу, а не к словам, то почувствовал, что сеть вокруг него затягивалась. Несколько минут тому назад он без всякого основания подумал о возможности избавления. Но ничего не изменилось. Он был в западне. Сейчас он обязан показать ее психиатру, попробовать помочь ей стать нормальным человеком. Если только он этого не сделает, если он уступит либо из-за мягкотелости, либо из-за усталости, его до конца дней будет мучить совесть.
Так или иначе, но кое-чего он все-таки добился. Гораздо большего, чем мог рассчитывать. Или нет? Как-то она поведет себя завтра?
