Чтобы добраться до известнякового дома в Барнхилле, километрах в десяти от Ардлассы, нужно добрести до самого конца Длинной дороги и пройти еще немного. Там светится дом, белый, как успокоительные пилюли. А внизу — море. И больше ничего, ничего другого. Это всё. Дом. Небо. Вересковая пустошь. Море.
В прошлом году он некоторое время жил в Барнхилле. И теперь записывает в дневнике, что все не так, как раньше, все наперекосяк. Трава не растет, птиц почти нет, зайцев мало. Двенадцатого апреля море спокойно. Тюленей не видно.
Мы говорим, что время течет, что оно — капризный извилистый поток, куда дважды войти невозможно, что течет оно меандрами и все же движется вперед. Будто у него есть исток, направление и где-то его ждет океан, будто само время должно влиться в него, смешаться с ним и стать бесконечностью, всем, ничем, концом.
Иные люди, становясь в центр метафоры, превращают себя в измерительный инструмент, в аналитиков. В каком направлении мы устремляемся, куда течет кровь и что люди делают со своими мыслями? Какие слова применяются и какой смысл стараются скрыть?
Эрик Блэр — один из таких. На острове Джура с его белыми кроликами и гадюками он смотрит на окружающую реальность так же трезво и без сантиментов, как на окружающий язык. Под псевдонимом Джордж Оруэлл он пишет:
«В наше время политическая речь и письмо в большей своей части — оправдание того, чему нет оправдания. Продление британской власти над Индией, русские чистки и депортации, атомную бомбардировку Японии, конечно, можно оправдать, но только доводами, непереносимо жестокими для большинства людей, — и к тому же они несовместимы с официальными целями политических партий. Поэтому политический язык должен состоять по большей части из эвфемизмов, тавтологий и всяческих расплывчатостей и туманностей. Беззащитные деревни бомбят, жителей выгоняют в чистое поле, скот расстреливают из пулеметов, дома сжигают: это называется миротворчеством. Крестьян миллионами сгоняют с земли и гонят по дорогам только с тем скарбом, какой они могут унести на себе: это называется перемещением населения или уточнением границ. Людей без суда годами держат в тюрьме, убивают пулей в затылок или отправляют умирать от цинги в арктических лагерях: это называется устранением ненадежных элементов. Такая фразеология нужна, когда ты хочешь называть вещи, но не хочешь их себе представить»[26].
Сейчас он бежит от своего писательского и журналистского успеха, бежит от просьб выступить с лекциями и от поручений, скрывается от публичности и необычайно холодной зимы, живет на Внутренних Гебридах. Без электричества и воды, но с рюмкой коньяка днем, замыслом очередной книги и безлюдьем, необходимым, чтобы его реализовать.
