под командованием Йигала Алона.
В один из апрельских дней шестнадцатилетняя Хамде Джома, ее семья и все остальные жители деревни вынуждены бросить свои дома и уйти в другое место. Не куда-то, а прочь отсюда.
Нести свои вещи, идти. Нести свои пожитки, иметь лишь то, что несешь. Того, что было, уже нет. Оружие, поражение и утраты, покинутость. Предел подступил к Хамде Джома, настала ночь.
Все постройки в Араб-аль-Зубайде стерты с лица земли, так что панорама долины — река, источники, зелень и тени — остается в одиночестве, сама себе. В пещере, где Хамде пряталась в ту ночь, когда украла яйца, ни души, только эхо стрельбы. Мужчина с волшебным ящиком не возвращается, потому что возвращаться некуда.
Стокгольм
Немецкое издательство в эмиграции, «Берман Фишер», публикует немецкого писателя-эмигранта. Шестисотстраничная попытка Томаса Манна сформулировать итог нравственной катастрофы родной страны, роман «Доктор Фаустус», выходит в свет.
Томас Манн посылает экземпляр композитору Арнольду Шёнбергу, с посвящением: «Подлинному».
Втайне Манн на протяжении нескольких лет поддерживал связь с Шёнбергом, собирая материал и умения, чтобы выписать образ главного героя повествования — больного сифилисом композитора. Герой его романа создает метод композиции, подобный додекафонической технике Шёнберга, причем у Манна это результат сделки с дьяволом, метафора немецкого народа и его сделки с нацизмом.
Глубоко оскорбленный, Арнольд Шёнберг разрывает знакомство, однако их ссора становится достоянием публики. Стареющий композитор защищается от нападок на дело своей жизни и от его политизирования. Манн же называет Шёнберга современным композитором и надеется, что он примет роман как признание своей значимости для современной музыки. Но и это воспринято как обида: «Через два-три десятка лет мы увидим, кто из нас двоих современнее».
Второго декабря Шёнберг пишет, что, очевидно, можно трактовать искусство как фашистское, большевистское, левое или правое, но музыка есть музыка, искусство есть искусство, и к свободе, равенству и братству они имеют столь же мало отношения, как и к тоталитаризму.
Палестина
Первая волна. Можно и так описать множество людей, которые собирают свои пожитки под пулями и взрывами бомб, под крышами, где ожидают убийцы-снайперы с заряженными винтовками.
Дети и их школьные учебники, фотографии, украшения, трубка, бесконечная тяжесть прожитых дней, чувственные впечатления, сложившиеся в опыт. Ключи на шее — на шнурке, на цепочке, ключи, оставляющие свои замки, дети, оставляющие игры под розовыми кустами, дети, оставляющие позади двери и замки, вешающие ключи в своей памяти. Ключи в руках, под одеждой, на цепочке вокруг шеи, холодный ключ на коже, невыразимый, как скорбь.
