— Твердит, что ничего не знает. В соседний бар, чтобы позвонить нам, бегала госпожа Руа. Она же встретила нас у подъезда. Есть, правда, одна деталь… А вот и слесарь, я за ним послал. Сюда, дружище. Откройте-ка мне эту дверь.
Взгляд Мегрэ случайно падает на Маскувена, примостившегося на краешке стула. Служащий Пру и Друэна выдыхает:
— Во мне все переворачивается, господин комиссар.
— Тем хуже.
Вот-вот появятся господа из прокуратуры и сотрудники антропометрической службы, и уж тогда станет совсем муторно. Мегрэ поглощен одной мыслью — как бы успеть перехватить кружку холодненького у Маньяра.
— Сами видите, — поясняет комиссар округа, — квартира состоит из этой гостиной, столовой в деревенском стиле, спальни, кладовки и…
Он указывает на запертую на ключ дверь, у которой возится слесарь.
— По-моему, там кухня.
Отмычка поворачивается в замке. Дверь отворяется.
— Ого! Что вы тут делаете? Кто вы такой?
Картина почти что комична — настолько она неожиданна. В чистенькой кухоньке, где не видно ни одной грязной тарелки, ни одного грязного стакана, у стола чинно сидит с выжидательным видом какой-то старик.
— Отвечайте. Что вы тут делаете?
Старик растерянно смотрит на людей, засыпающих его вопросами, и не находит что ответить. Но самое странное другое — в разгар августа на нем зеленоватое пальто. Лицо старика заросло плохо подстриженной бородой. Взгляд его уходит в сторону, плечи опускаются.
— Давно вы тут сидите?
Он делает над собой усилие, словно с трудом понимает, что ему говорят, вытаскивает из кармана золотые часы, открывает крышку.
— Сорок минут, — отвечает он наконец.
— Значит, в пять часов вы были здесь?
— Я пришел раньше.
— Вы присутствовали при преступлении?
— При каком преступлении?
Он туг на ухо и, как это делают глухие, наклоняет голову к собеседнику.
— Как? Вы не знаете, что…
Простыню приподнимают. Старик застывает, изумленно уставившись на труп.
— Ну?
Он молчит. Утирает глаза. Но вовсе не плачет: Мегрэ заметил, что глаза у него слезятся.
— Что вы делали на кухне?
Старик опять смотрит на окружающих. Кажется, их слова лишены для него всякого смысла…
— Каким образом вас заперли на кухне? Ключа внутри нет, снаружи — тоже.
— Не знаю, — лепечет он, как ребенок, опасающийся, что его накажут.
— Чего не знаете?
— Ничего.
— Документы при вас?
Он неловко роется в карманах, опять утирает глаза, шмыгает носом и наконец протягивает бумажник с серебряной монограммой. Полицейский комиссар и Мегрэ переглядываются.
