— Что молчишь, дорогой? — поторопил его с ответом грузин.
— Давай-ка выпьем, — предложил Муха. — Что-то мне наш разговор не нравится. Какой-то он недружеский.
— Почему недружеский? — разливая по рюмкам коньяк, возразил Ржавый. — Очень даже дружеский. Недружеский — это когда в лицо кулаком бьют или в затылок стреляют. А мы с тобой вполне по-дружески говорим, наше общее дело обсуждаем. У тебя в этом деле свой интерес, у меня — свой. Интересы сталкиваются, возникают разногласия, которые надо культурно обсудить и урегулировать. И хорошо, что мы, как друзья, можем спокойно называть вещи своими именами. Ты говоришь: Климов козел, — я тебя понимаю. Я говорю: серьезные люди деньги в дело вложили, нельзя их обижать, — ты меня понимаешь. Друг друга понимаем, вместе что-нибудь придумаем, на то и дружба. Давай за нее выпьем!
— Пили уже, — напомнил Муха.
— Ну и что? За дружбу сколько ни выпей, все мало будет! Мужская дружба на свете самое главное, без нее мир давно бы на куски развалился.
Они снова выпили за дружбу — до дна, как полагается пить такие тосты. Мухин надкусил очередной бутерброд с икрой и лимоном и стал жевать, не чувствуя вкуса. Его душила бессильная злоба, а это означало, что времена переменились и настало время делать очередной выбор: остаться с трусоватым законопослушным Климовым, который за три года знакомства опостылел ему хуже горькой редьки, или, плюнув на него, прислониться к Ревазу — фактически пойти в шестерки к этому мутноватому кавказцу, который имел наглость здесь, на чужой территории, диктовать свои условия.
На мгновение ему нестерпимо захотелось махнуть на все рукой, продать Климову свою долю в общем бизнесе и отвалить за бугор, в теплые страны, — потеряться там так, чтобы ни одна сволочь не нашла, и жить в свое удовольствие. Но денег было не так много, чтобы получать удовольствие от жизни до самой старости, да и Реваз — не тот человек, который даст ему до этой старости дожить…
Кроме того, двадцать тонн левого груза сулили солидную прибыль. Муха уже подсчитал в уме, сколько можно наварить с этого дела, и сумма казалась ему весьма и весьма привлекательной. Он понял, что с Климовым придется договариваться — так или иначе, по-хорошему или по-плохому, но договариваться.
— Хорошо, генацвале, — сказал он, проглотив последний кусок, — подумаем, что тут можно сделать. Только ты меня не торопи.
— Неделя-другая у тебя есть, — заверил его Реваз. — Я пока здесь побуду, так что, если понадобится помощь в решении твоих проблем — обращайся. Ты знаешь, я умею решать такие проблемы. И еще ты знаешь, что для друга я сделаю это с радостью. Что угодно сделаю, слышишь?
