— Понимаешь, Реваз, — сказал он, тщательно подбирая слова. — Предложение, конечно, заманчивое. Но тут есть одна проблема…
— Какие проблемы, дорогой? — насторожился Ржавый. — Зачем проблемы? Никогда не было проблем, и вдруг — проблема! Что за проблема, э?
— Партнер упирается, — честно признался Муха. — В чем-то его можно понять. Ведь на чем наша фирма-то держится? На честном слове да на добром имени! Вино мы продаем дорогое, это не чача какая-нибудь и не плодово-ягодная отрава. Купить его может не каждый, а те, которые могут, привыкли, чтобы у них было все самое лучшее — лучшие дома, тачки, женщины, вино… Если они хотя бы заподозрят, что мы им вместо Бургундии Грузию втираем, товар перестанут брать, и наша лавочка закроется в два счета.
— Я что, плохое вино тебе привожу? — опять обиделся вспыльчивый кавказец. — Плохое, да?
— Хорошее, — подтвердил Мухин. — Но — грузинское. Я-то ничего против Грузии не имею, да и дело тут, сам знаешь, не в вине, а в цене. Ваше, как ни крути, намного дешевле французского, да и с реализацией его в России проблемы — то нельзя, то можно, то опять нельзя… И чего, спрашивается, этим политикам неймется, чего поделить не могут?
— И не говори, дорогой, — сочувственно поддакнул Реваз. — Так что насчет вина? Двадцать тонн, э? Представляешь, какие это деньги?!
— Представляю, — вздохнул Муха. Есть ему как-то вдруг расхотелось, пить — тоже. Настойчивость грузина раздражала и, чего греха таить, немного пугала. Ведь сказано же ему русским языком — нельзя, погодить бы надо, — а он знай свое гнет: возьми да возьми. — Деньги хорошие, но я же тебе говорю: у меня проблема с партнером. Ну не хочет он больше ваше вино брать! А финансовые документы подписывает он, так что… Я из него последний платеж насилу выбил. Пришлось пообещать, что это в последний раз.
Ржавый нахмурился.
— Проблема? — переспросил он, словно пробуя это слово на вкус. — Нет человека — нет проблемы. Слышал такую поговорку?
— Слышал, — вздохнул Муха. — Ее твой земляк придумал. Только здесь тебе не горы, и ты — не товарищ Сталин. Времена изменились, Реваз. Раньше я бы сам его голыми руками на портянки порвал, а теперь нельзя, посадят.
— Боишься, да?
— Конечно, боюсь. И прямо тебе об этом говорю. Климов, конечно, еще тот козел, но в одном он прав: по пропасти ходим, генацвале. Не гнал бы ты лошадей, а? Подумай, в какое положение ты меня ставишь.
Реваз сочувственно покивал головой.
— Да-да, понимаю, конечно. Ты ведь слово дал, верно? А мужчина должен слово держать, иначе он не мужчина. Только, дорогой, прости, что напоминаю, но ты ведь и мне кое-что обещал. А я тебя послушал, тебе поверил и тоже пообещал — другим людям, ты их не знаешь. Серьезные люди, слушай! И что нам теперь со всеми этими обещаниями делать? Сделаешь, как обещал мне, — партнер обидится, скандал будет, нехорошо получится. Сделаешь, как обещал своему Климову, — подведешь меня, я серьезных людей подведу, они обидятся — что будет? Скандала не будет, это я тебе говорю, а что будет — подумать страшно, слушай!
