Быстро проведя большим пальцем незамысловатую кривую по экрану, я перевожу аппарат в рабочий режим. Николай продолжает молчать, напряжённо наблюдая за моими действиями.
Гнев внезапно исчезает – сказалась, видимо, короткая заминка. Исчезает, уступая место странному безразличию и пофигистичной апатии: «А катись оно всё в жёлтые тюльпаны… Теперь мне скрывать от тебя нечего!..»
— Две секунды, ваше величество… — вновь перейдя на «вы», устало произношу я, парой нажатий переходя в папку с фотографиями.
Что бы тебе показать, чтоб так вот сразу пробить, мгновенно?! Ага, сейчас… Есть у меня пара снимков, с которыми не поспоришь… Одно мгновение… Раз, два… Ну, смотри, раз до такого дошло. Наслаждайся!!! Три.
— Что это? — впервые за всю мизансцену разлепляет сухие губы Николай Второй. — Что у вас в руках?
— Смарт… Долго объяснять, посмотрите на изображение!
— Какая-то… Картина?
— Это не картина, ваше императорское величество. Это Красная площадь Москвы образца две тысячи двенадцатого года, на цветной фотографии. Бывали ведь и не раз, конечно?..
Я увеличиваю изображение, поднося экран ближе к его лицу.
— …Вот стою я, узнаёте? В футб… В рубашке синего цвета. И стою я, ваше императорское величество, на фоне Спасской башни Кремля с красной звездой на макушке, и одной крайне интересной постройки.
— И… И что же это за постройка? Приблизьте, как вы делали, прошу вас… Там ведь что-то написано?
— Написано, — я ещё увеличиваю изображение. — Так видно?
Щурясь, Николай нагибается, почти прижавшись носом к экрану и читает по слогам:
— …Ле-нин. Ленин?!..
— Ленин, ваше императорское величество… — мрачно киваю я. — Ленин. А постройка эта – мавзолей из мрамора, где тот товарищ покоится вечным сном.
Эпохи, судьбы… Драмы: глобальные и не очень. Войны, первый полёт человека в космос, высадка на Луне… Государственное устройство, отмена с возвращением частной собственности и даже вторжение советских войск в Афганистан под руководством бровастого коллеги моего слушателя – в этот раз я рассказываю всё очень подробно, стараясь ничего не пропустить. Показываю фотографии из семейного альбома, свою «Короллу», любимое псо – где же ты теперь, родное? Увлёкшись сам, я неожиданно забываю, кому и зачем всё это говорю, и, сбиваясь и тараторя страстно доказываю задумчивому человеку напротив, что немецкая овчарка – лучшая из всех существующих пород, а не какая-то там корявая борзая, хоть ты тресни!
«…Её даже учить ничему не требуется, ваше величество!!! Всё заложено внутри – только открывать надо умело! Да мой Красс уже в десять месяцев знаете, что вытворял? Сумку из магазина нёс «рядом», вместо намордника… Настолько умный пёс, что…» – я осекаюсь на полуслове. Умная собака Красс, даже слишком. Была. И вспомнив его сейчас я понимаю, что очень по нему тоскую, но… Но хоть Николай и улыбается вежливо, не перебивая, говорить с ним о собаках в эту минуту – кощунственно и жестоко.
