Не сдрейфлю, не боись. Царизм так царизм. Идёт!
— Я согласен! Где и когда?
Троцкий задумывается.
— Диспут постараюсь организовать в самое ближайшее время – думаю, вы понимаете, единолично принять решение о подобном я не вправе и мне необходимо посоветоваться с товарищами… Надеюсь, сиё понятно?
Я киваю. Понятно, чего там! Конспирация и все дела.
— В таком случае ваш адрес, господин Смирнов. С вами свяжутся в ближайшее время. И про завязанные глаза, я надеюсь, вы не пошутили?
— Не пошутил, господин Бронштейн – завязывайте. Запомните или записать?
— Я запомню.
Диктуя адрес, я замечаю, как при упоминании Царского Села брови того подпрыгивают вверх. Эх, молод ты ещё, Давыдыч, не умеешь скрывать эмоций. Впрочем, дело наживное, ты быстро научишься, уж я-то знаю. А чего же ты хотел, дорогой? Я ведь флигель-адъютант, как-никак. Живу приближённо к царской особе.
В общем, у меня к нему, пожалуй, всё. Не подавая руки, я разворачиваюсь на каблуках и делаю было несколько шагов, но меня останавливает окрик.
— Господин Смирнов?
— Да? — оборачиваюсь я.
— А зачем всё-таки это надо вам? Вы ведь рискуете вашим положением, и не на шутку? — Троцкий всё так же стоит под жёлтым, потерявшим почти всю листву каштаном, задумчиво глядя мне вслед. Молодой романтик революции, мечтающий о светлых идеалах. На какую-то секунду мне даже становится его жаль – он ведь действительно, пока всего лишь мечтатель. Но – лишь на секунду. Робеспьер, Дантон… Троцкий, Ульянов, Мао, Пол Пот, Ким Чен Ир – список можно продолжать долго. Сколько вас таких, молодых романтиков мечтало о светлом будущем? Одиноко стоя под каким-нибудь каштаном, ёлкой, лиственницей, пальмой? Сколько? Не перечесть, но итог неизменно один.
И потому, прогнав ненужную жалость, я, заставив перепуганно шарахнуться в сторону какую-то проходящую мимо древнюю старушку в чепце и с клюкой, просто громко отвечаю ему правду:
— Наверное, я как и вы идеалист, Лев Давыдович! До скорой встречи!
А оправившаяся от испуга бабушка, тряся палкой, громко кричит мне в след:
— Чтоб тебя, ирода!!! Напужал ведь, стервец!!!..
И, ворча что-то себе под нос, сгорбленно идёт дальше. Как иду и я.
Питер – по-настоящему уникальный город. Вроде бы он большой, даже огромный, но странным образом всё в нём пересекается, оказываясь рядом – загадка, которую я объяснить себе не в состоянии. Протопав наугад несколько кварталов, глубоко погружённый в раздумья о произошедшей встрече, я неожиданно для себя оказываюсь на Арсенальной набережной. Разумеется, ни на какое открытие никакой Думы я не попал – холодное северное солнышко давно уже перевалило полуденную черту, начав склоняться к закату.
