Идиот! Хотел насладиться питерскими красотами, старый-де город, большевиками не покоцанный… — я едва успеваю отскочить от проезжей части, услыхав за спиной устрашающий грохот. В следующее мгновение, заехав колесом на поребрик (в Питере же уложен именно «поребрик», это во всех остальных, непросвещённых городах – бордюр!), мимо на полном ходу пролетает извозчичья провозка.
— Пастрнись!!!.. — доносится до меня оттуда. Не поздновато ли предупредил, не?..
«Пастрнившись» же, я с наскоку врезаюсь в полную пожилую даму с ридикюлем, уткнувшись, что называется, «грудь в грудь». И, если последняя, кажется, весьма не против подобного поворота (молодой, не из последних видно офицерик, шарман-шарман!), то мне от вида её колышущихся дряблых прелестей становится совсем дурно. Мать, что называется, мать!!!..
Вообще – с дорожным движением здесь творится самый натуральных швах. Каких-либо правил, регламентирующих передвижение «гужевых» повозок, как я понимаю, не существует в принципе. Каждый извозчик катит, куда глаза глядят, разбрызгивая по сторонам вонючую жижу с мостовой, а единственным «правилом» служит тот самый окрик «пастранись»… Зато – каждый кучер наряжен в ливрею, а головы этих рыцарей кибитки и кнута венчают разной степени изношенности цилиндры. Удивительно!
— Владимирский проспект, господин флигель-адъютант! Нам туда! — осторожно касается моего плеча рука одного из сопровождающих. С момента отъезда из Царского Села парни не отходят от меня ни на шаг, следуя по пятам. За исключением, разве, посещения архива – туда их попросту не пустили, уровень, что называется, не тот.
Свернув с Невского, я, наконец, вздыхаю полной грудью. Народу стало значительно меньше, извозчики на тротуар не заезжают… Полная дама с ридикюлем в догонку, кажется, не бежит – и на том спасибо! В общем – жизнь, что называется, понемногу налаживается. И, предавшись, наконец, созерцанию старинного города во всей своей красе, я погружаюсь в невесёлые размышления. Топая по направлению к доходному дому, расположенному по адресу улица Разъезжая, домъ тридцать восемь. В квартиру под номером семнадцать. Пообщаться, так сказать, лично с самим Евно Азефом. Глупость? Не более, чем очередная, совершаемая мною здесь, в этом времени. А совершать их и не бояться последствий я, пожалуй, начинаю уже привыкать. Нет их, этих самых последствий, и лучше всего это утверждение доказывает тот факт, что я до сих пор жив. Хоть и наворотил уже, мягко говоря, с три короба…
