Другой фактор – население. Около шестидесяти процентов человечества живет на территории Азии. Это в два раза больше, чем в Северной и Южной Америках и в Азии, вместе взятых. Проще говоря, азиатским народам нужно больше свободного места. Поэтому Австралия с ее сухим и жарким климатом – это логичный выбор. Есть пара подобных областей в Юго-Восточной Азии, но там часто наступают сезоны дождей, а потому сейчас они покрыты снегом.
Так что вполне закономерно, что мир сейчас разделился на два лагеря, географически изолированных друг от друга. Вопрос в том, какой из них выбрать нам?
Иран, кстати, тоже остался не покрыт льдом, но сообщения от них не поступало. Интересно – почему.
Одно ясно точно: там, внизу, есть те, кто может нас подобрать, однако я не хочу превращать капсулу в лодку – это займет слишком много времени.
На связь снова выходит Накамура.
– Чтобы не терять время, мистер Синклер, мы просим вас передать данные, полученные в ходе выполнения миссии.
– Мне это не нравится, – говорит Эмма, не включая микрофон. – Они ведь уже должны были получить информационные камни.
– Может, и получили, а теперь запрашивают новые данные. А может быть, оборудование для получения беспроводных передач безнадежно утеряно в ходе борьбы за обитаемые зоны. Но да, мне это тоже не нравится. – Я задумываюсь на минуту. – Вообще, новые данные не смогут пролить свет на причины изменения земного климата, а лишь подтверждают надвигающуюся угрозу.
– Угрозу, которая гораздо больше, чем мы предполагали. Данные подтверждают враждебную природу артефактов, а это значит, что наш мир ждет куча неприятностей. Получение данных одной из сторон может развязать войну.
– Или же сейчас уже происходит что-то похуже, чем война.
– Точно.
– Чтобы отправить ее, есть и другая причина.
Она удивленно поднимает брови.
– Преимущество.
– Преимущество в чем?
– В нашей безопасности. Им нужны данные, и, как только они их получат, – мы им не будем нужны.
Эмма отворачивается. Такие разговоры, наравне с лицемерием и подозрением, выводят ее из зоны комфорта. Это мне в ней и нравится. Она настоящая, честная и, боюсь, слишком хорошая для того мира, в который мы возвращаемся.
Когда она снова поднимает на меня глаза, я продолжаю говорить монотонным голосом:
– Есть еще одна причина для того, чтобы ничего им не говорить. Нас могут слушать артефакты. Возможно, именно поэтому мы еще живы – они хотят узнать, что знаем мы, и именно поэтому еще ни Европейский Альянс, ни Тихоокеанский нас еще не подбили.
