— Я бы золотую цепь снял и лавочнику продал, — озорно выкрикивал кто-то.
— Ну да, даст тебе леший, жди…
— Чудаки. Это же сказка, — солидно возражал мальчик постарше.
Много раз перечитывали мы «Сказку о рыбаке и рыбке». Боря каждый раз хвалил рыбку и ругал старуху.
— Ишь, какая вредная… Чего захотела, — возмущался он, слушая приказания зазнавшейся старухи.
А когда в конце сказки старуха оказывалась у разбитого корыта, Боря удовлетворенно говорил:
— Так ей и надо.
Любили наши дети и стихи другого великого русского поэта — Н. А. Некрасова. Особенно пришелся им по душе некрасовский мужичок-с-ноготок:
И шествуя важно, в спокойствии чинном,
Лошадку ведет под уздцы мужичок,
В больших сапогах, в полушубке овчинном,
В больших рукавицах, а сам… с ноготок!
Позднее, когда Боря учился в школе, на одном из вечеров он хотел продекламировать стихи Пушкина и Некрасова. Но ему не разрешили. Румынские оккупанты запрещали разговаривать на русском языке и жестоко преследовали тех, кто читал произведения русской литературы.
Осень 1926 года. Пришла пора отдавать Борю в школу.
Трудно тогда было учить детей простому человеку, ох как трудно! Нужда, голод цеплялись, за каждые рабочие руки, какими бы маленькими и беспомощными они ни были. Не в школу, а батрачить на помещика посылали своих шести-семилетних детей крестьяне. Лишь немногим удавалось закончить сельскую школу.
Но мы с Григорием Амвросиевичем твердо решили: как бы ни было нам трудно, а учить детей будем.
— Я буду летчиком, — говорил Боря, складывая из бумаги самолет.
Кто из мальчиков, переступая порог детства, не мечтал быть летчиком, танкистом, моряком! Но только в школе по-настоящему выявляются их способности и наклонности.
Старательно готовился наш сын к своему первому школьному дню. Сам смастерил пенал, очинил с десяток карандашей, положил в сумку целую стопку тетрадей, чернильницу, ручку.
— Зачем ты берешь с собой столько карандашей и тетрадей? — спросила я Борю, разглаживая новенький костюмчик, сшитый специально для школы.
— Пригодится. Запас карман не ломит, — хозяйственно ответил он.
Утром первого сентября мы встали раньше обычного. Я приготовила завтрак, а Боря, тщательно умытый, вертелся в новом костюмчике перед зеркалом. Григорий Амвросиевич критически оглядывал его, заставлял поворачиваться то спиной, то грудью. Настроение у нас было приподнятое, радостное. Еще бы! Сына в школу отдаем!
Только Миша угрюмо посматривал из своей постели на торжественные сборы Бориса. Он явно завидовал старшему брату. Ведь они всегда были вместе, а теперь школа на долгих полдня разлучала их. Да и интересы пойдут уже разные. Оттого Мише и грустно, оттого и не спешит он подняться.
