- Едем к прохвессору! — взвыл пришедший в этот момент в сознание Бриллиант, — Живо!…
Как везли его по ночной Москве к "прохвессору", Фима и не помнил; лишь ярким лучиком вспыхивал в памяти тот момент, когда, почти теряя сознание на пороге профессорской квартиры, Бриллиант прорычал: " — Слышь, фраер! Больно!… - и, чуть тише: — Пришьёшь яйцо — камушками заплачу!… только пришей… и ментам не сдавай, трубка ты клистирная…". Дальше Фима не помнил ничего — один сплошной мрак, холод, да скрежет зубовный — а когда стал оживать, то первое, что увидел — лицо… Да-да! — моложавое лицо с усиками и бородкой, склонившееся над ним. Лицо улыбалось.
- Профессор! Кажется, он очнулся! Приходит в себя! Глаза приоткрывает! — лицо отвернулось куда-то в сторону, и теперь Фима видел его в профиль. Как ни слаб он был после наркоза, а вот — поди ж ты! — отпечатался этот профиль в его памяти столь же отчётливо, словно отчеканили его на аверсе золотого империала.
- Ну, а как же иначе-то, дражайший Иван Арнольдович? — донеслось откуда-то издалека, — ничего ему не сделается, пациенту нашему! И Котофей Котофеевич теперь поспокойнее станет, без семенных-то желез… От Севильи до Гренады, в тихом сумраке ноче-е-ей… — незнакомый голос гудел уже где-то вдалеке, и Фима вновь провалился в чёрную пустоту…
…Одетый в белые бурки, в барашковую шапку, стоял король налётчиков Фима Бриллиант в окружении своей кодлы, и пристально глядел на жалкого фитиля, рывшегося в мусорной куче за хозблоком. Очень пристально вглядывался в знакомый — почему-то, очень знакомый! — профиль, силясь что-то вспомнить… А когда вспомнил, что-то негромко произнёс — и в ту же секунду, преодолевая брезгливость, от кодлы отделились двое, и двинулись к доходяге — а Фима Брилиант пошёл прочь, аккуратно выбирая дорогу, чтобы не испачкать свои белоснежные бурки.
С этого-то дня началась у з/к Борменталя И. А. совсем другая жизнь. Сначала, увидев, как движутся к нему двое уголовных, Иван Арнольдович испугался, было — но через секунду страх уступил место равнодушию: чему быть — того не миновать, так лучше уж — поскорее… Вот сейчас эти двое просто запинают меня на потеху своему "бугру" — а, и пусть: хоть отмучаюсь, наконец!… - но подошедшие воры вдруг подняли доходягу, взяв за локти, и повели куда-то. Дальше Иван Арнольдович помнил и вовсе смутно: помнил он, что привели его в какой-то сарай-не сарай, кладовку-не кладовку… что был там какой-то старик, и что один из воров сказал тому старику: " — Откормишь его — Брилиант приказал! — сразу жрать много не давай, пусть ест потихонечку… У шныря возьмёшь для него новую робу и валенки — Фима распорядится — и пока в себя не придёт, будет жить у тебя…".
