Писатели по-разному определяют границы своей известности. Для кого-то важно внимание критиков, кто-то коллекционирует литературные премии, кого-то волнуют тиражи его книг, кто-то гордится количеством переводов на иностранные языки.
Я бы душой покривила, да и самим взглядом на жизнь и своё ремесло, если бы стала доказывать, что меня не трогает вопрос моей известности. Просто больше, чем тиражи, литературные премии и количество иностранных языков, на которые переведены мои книги, меня радуют читательское внимание и записки из зала. О каких-то перлах в своей коллекции записок-признаний-обличений-воплей любви и возмущения я уже где-то писала. Любимая записка, которую прислали мне из зала в Екатеринбурге – после выхода в свет романа «Белая голубка Кордовы» – была: «Какая же вы сволочь, Дина Ильинична! Зачем вы его убили?!!» Это самое дорогое сердцу автора признание в любви к его герою – свидетельство того, что мираж, химера, рождённая моим воображением, облекшись в плоть, стала совершенно живой – для данного читателя. Живой настолько, что внутренне он вопит и оплакивает гибель героя и не может с ней смириться. Иными словами: «Перепишите концовку!»
Само собой, у меня есть литературные агенты, работающие с зарубежными издательствами. И время от времени я подписываю договор на перевод одной из моих книг на какой-нибудь язык: английский или польский, албанский или китайский, венгерский, французский, турецкий, итальянский или греческий.
Честно говоря, я мало задумываюсь о переводах – эти книги уже не родные, а как бы… двоюродные. Но – привычка и обязательность! – всегда вступаю в переписку с переводчиками, отвечаю на вопросы, разъясняю, что означает то или иное слово в данном контексте, растолковываю, что такое «земе́ля» и почему это не то же самое, что «земля»; и почему жутковатое слово «спиногрыз» по отношению к ребёнку не означает ничего людоедского, а имеет вполне ласковую коннотацию. Что там дальше случается с этими книгами, как они раскупаются, нравятся кому-то или не очень – мало меня заботит.
Хотя…
В детстве и юности мы жадно глотали книги зарубежных авторов – возможно, потому, что попасть «в зарубеж» было нереально, а ещё потому, что в Советском Союзе «с раньшего времени» остались традиции перевода и целая когорта блестящих переводчиков с европейских, восточных и прочих языков. Много чего узнавали мы из этих книг, ибо все непонятные слова, обиход и знаки чужой жизни толковались сносками внизу страниц или в конце книги. Меня с детства приучали эти сноски не пропускать. У нас дома никогда не отрывали ребёнка от книги, никогда не считали чтение отдыхом. Мамина фраза: «Дурака не валяй, у тебя что, книжка закончилась?» – до сих пор звучит у меня в памяти.
