…»
А это что ещё за зелёный кошмар? Брошюра называется «Русская канарейка вчера, сегодня и завтра». На обложке – именно канарейка. Ах да: Рома. Видимо, юмор…
Под названием мелкими буквами: «издано при поддержке «Фонда поддержки русской канарейки». «Фонд поддержки канарейки»?! – ха, смешно, точно юмор. Уже откладываю этот самострел в соседнюю стопку, но всё же… заглядываю: привычка, совесть, любопытство – выбирайте любое.
Оказалось: судьба.
Странная брошюра была пособием по спариванию, разведению, кормлению и обучению кенарей их сладкозвучным песням. И не просто кенарей, а отменных талантов такой вот породы: «русская канарейка» – старинной, между прочим, уважаемой и ценной породы. В восемнадцатом веке крошечный певец «русской канарейки» стоил дороже офицерской лошади!
Я сижу, читаю над раскрытым чемоданом… Забавно, что человек решил подарить писателю пособие по разведению канареек. Читаю… Нет, не забавно: столько здесь подлинной любви, знания истории предмета, упоённого погружения в тему! Да это же страсть, понимаю я наконец, подлинная страсть – та самая бездна, что поглощает душу без остатка. «Русская канарейка» – маленькая птичка, серебряное горлышко – волнует, завораживает человека своими трелями не одну сотню лет…
Вскочив и уже ни на что не обращая внимания, я принимаюсь бегать по номеру, спотыкаясь о раскрытый чемодан и пиная его босой ногой. «Русская канарейка… – бормочу я. – Русская канарейка…»
В дверь стучат, но я не слышу. И не вижу, как горничная её отпирает, входит, смущённо останавливается на пороге. Я смотрю на неё, но как-то мимо, мимо, ибо в моём мозгу прокатывается конница мыслей, валом валит плотина образов и картин. Разбегаются рукава сюжетных рек, встают громады скал, распахиваются каньоны, грохочут водопады… В моём мозгу в грохоте и обвале Большого взрыва рождается новая планета.
«Русская канарейка… – бормочу я горничной. – Маленькая птичка…»
«Простите, я стучала… Вы сегодня уезжаете?»
«Это название романа! – кричу я ей ликующим голосом. – Большого романа! Маленькая птичка, голосистый тенор. Нет: контратенор!».
Название «Русская канарейка», развёрнутое на обложке книги, чеканно выплывает передо мной, как штандарт победоносной армии, и я не вижу, как горничная пятится и закрывает дверь.
Но самое важное происходит тогда, когда, уже придя в себя и решив, как и где буду искать того самого Рому (который оказывается выдающимся канароводом Романом Николаевичем Скибневским), я подхожу к окну, машинально выравниваю стопку отвергнутых подношений и бросаю взгляд на бульвар. Там, на углу, на скамейке два подозрительных типа о чем-то толкуют, чуть не прикипев друг к другу головами. Заурядное уличное впечатление. Почему я восхищённо застываю? Почему говорю себе шёпотом: «Это кличка разведчика: Русская канарейка!»
