(Этот деревенский нужник я придумала сейчас, пока пишу эти строки, но подобные внезапные воспоминания постоянно встречаются и сильно радуют меня в письмах моих незнакомых друзей.)
Словом, очень часто я получаю письма с предложением «написать о нашей семье».
Как правило, отказываюсь. Во-первых, писатель и сам может придумать любую семью на отрезке любого времени, у него профессия такая – сочинять. Во-вторых, на своей собственной семье он может построить не только цикл рассказов, как это сделал, например, Сергей Довлатов, а выстроить сложную и разветвлённую писательскую судьбу и даже личную философию, как это сделал Фазиль Искандер, пустив в переплавку и перековку всех родственников, включая дальних дядьёв. Все они пригодились и в дело пошли – даже если не существовали на свете или существовали совсем не так, как мы это себе представляем.
И, в-третьих, предприятие это опасное.
Как правило, наследники и «податели сего интересного материала» внутренне нацелены на его увековечение в том виде, в каком этот материал, эти судьбы были сохранены в бумагах и памяти внуков и правнуков. Ведь если всё это хозяйство, оставшись неприкосновенным, выйдет большим тиражом в настоящей книге известного писателя, то о дедушке Владимире Кондратьиче прочтёт чёртова пропасть людей!
Писатель же, пусть и заинтересовавшись какими-то остросюжетными завитками в биографии некоего забавного старичка, никогда не может гарантировать их сохранность в сюжете своей книги. Литературный текст живёт по своим законам, воображение писателя витает там, куда ветер задует. В результате по выходе книги у наследников случаются настоящие потрясения. «Но такого не было!!! – пишут они, получив книгу с дарственной-благодарственной надписью. – Моя бабушка Севилья Родионовна родилась не во Львове, а в Краснодаре! У неё не было внебрачного сына, была дочь, моя мама, и она НЕ умерла в три годика, а иначе как бы я родился!»
И так далее… Вопль и ужас, растерянность, и обида, и чувство глубокой утраты; возможен судебный иск.
И потому, даже заинтересовавшись чем-то в биографии чьего-то деда-прадеда, я в первую очередь пишу длинное отрезвляющее письмо, в котором не особо церемонюсь со словами и представлениями моего корреспондента обо мне и о писательском ремесле в целом.
«Если у Вас установка на точное воспроизведение истории семьи, Вам стоит обратиться к добросовестному журналисту, ибо я ничем не смогу помочь: я – гангстер, мародёр и сволочь, и никогда не знаю, сколько лет в моих записных книжках, в файлах «запаса» будут лежать те или иные события или судьбы, пока не найдут себе по росту рассказ, или повесть, или просто небольшой эпизод в романе. А если и найдут, то, вполне возможно, вы маму родную не узнаете. Вы можете ничего не узнать, кроме того нужника в волнах сирени, издающего романтическую вонь и церковный гул по окрестным огородам».
