Кряхтя, Нексус стал выбираться из-за стола. Сухая, похожая на птичью лапу ладонь чуть не смахнула на пол стопку книг в переплетах из лилльской кожи. Среди гримуаров явственно различались «Этические парадоксы высшего малефициума» Целтуса Масона и классический труд «Дифференциальное счисление малефакторных воздействий» Альбрехта Рукмайера.
«Рука славы», висевшая на стене, небрежно скрутила кукиш, давая понять, что аудиенция окончена.
Мускулюс с сожалением окинул взглядом длинный стол, установленный прямо во дворе Юрася Ложечника. Он успел отдать должное и наваристой ухе, и печеным баклажанам с чесноком, и мясной кулебяке — с пылу, с жару; и подчеревине, копченой на вишне. Под шкалик-другой «сливянчика» еще можно было бы…
Он сурово пресек предательские мысли.
— Шкварочек, мастер?
— Благодарю, достаточно. Не пора ли нам перейти к делу?
— Да-да, оно, конечно… — староста с шумом выдохнул. — Я готов.
Выглядел Юрась — краше в гроб кладут.
— Про вас я помню. Отправьте кого-нибудь за другими. Мне нужны потомки свидетелей. Главное, чтоб помнили рассказы пращуров об известном нам событии. Человек пять наберется?
Староста наморщил лоб.
— Кжыш Тесля, Маланка Невдалая, Яшик-сукоруб, — он загибал корявые пальцы. — Братья-Сычи, ясен заусенец. Ну и Брёшка Хробачиха, куды ж без этой гадюки… Эй, Марек, подь до батьки!
Когда белобрысый Марек, получив подробные инструкции, умчался прочь, малефик наклонился вперед, поймал взгляд старосты — и не отпустил.
— Это хорошо, что мы с вами остались наедине. Вы ведь тоже не забыли, что вам говорил прапрадед?
— Прапрадеда я живым не застал. Прадед рассказывал. А больше — дед.
— Ничего, сойдет. Прямая ниточка, по мужской линии. Три-четыре узелка — пустяки. Распутаю. Сидите, молчите и не бойтесь. Я сделаю ваш рассказ максимально достоверным. Будьте спокойны, чары совершенно безопасные. Вы меня поняли?
Юрась сглотнул, дернув кадыком.
— Ага, мастер. Понял.
— Вот и чудесно. А теперь — ни слова. Начнете говорить, когда я подам знак. Нуте-с, приступим!
Малефик взял старосту за ауру, нащупывая пратеритные нити.
Прислушался.
«Бродяга!..»
Что ж, для начала — неплохо.
* * *
— Бродяга! Эй, бродяга!
Нихон обернулся.
— Ну бродяга же!
Мелкий, но бодрый дядя махал ему из-за плетня сразу обеими руками. Со стороны дядя напоминал ветряк. Таких Нихонова бабушка, светлая память старушке, звала: «мужичок-свежачок». И утверждала, что они долго не портятся, потому что дальше некуда.
— Да иди ж сюда!
