Закат северных крестоносцев. «Война коадъюторов» и борьба за Прибалтику в 1550-е гг. | страница 17




>Галерея Сукеннице на центральной площади Кракова, у стен которой состоялась «прусская присяга»

>Памятная плита на центральной площади Кракова в том месте, где колени тевтонца коснулись польской мостовой

Данные события вызвали перекраивание политической карты Прибалтики. Ливония нервно отнеслась к переходу Пруссии под власть Полыни. Магистр Вальтер фон Плеттенберг обратился в Ватикан с просьбой защитить Ливонский орден, если притязания Сигизмунда распространятся и на него. Но папе в 1525 году, в самый разгар борьбы с лютеранством, было явно не до Ливонии. Одно время Плеттенберг даже рассматривал возможность нападения на Пруссию с целью ее освобождения от поляков. Но его остановило то соображение, что тевтонцы сдались добровольно, и поэтому все попытки вернуть их в лоно рыцарских орденов означали бы гражданскую войну. Правда, по мнению В. Урбана, подобная мягкая позиция повредила репутации самого Плеттенберга, поскольку современники видели в его бездействии признак того, что магистр хочет сам секуляризировать Ливонский орден и стать его первым наследственным правителем, основав собственную династию. Это было неправдой, но в дискредитации власти магистра эти слухи сыграли свою роль[29].

Идея аннексии Ливонии начинает активно муссироваться в прусском эстеблишменте уже при формировании принципов внешней политики нового герцогства, то есть в 1525 году. По указанию И. Олевника, в письме Акации Це мы к Альбрехту от 21 июня 1525 г. содержится рекомендация: «не ограничиваться секуляризацией Прусского ордена, но то же сделать и с Ливонией, иначе она станет добычей Москвы»[30]. Ряд историков считает, что позиция Пруссии была вызвана мечтой об огромном Hohenzollernstaates в Прибалтике, а своими силами подчинить Ливонию для Альбрехта оказалось невозможным. Однако датский исследователь К. Расмуссен возразил на эту гипотезу, что она порождена скорей влиянием на умы роли Пруссии в новое время, когда она могла реально доминировать в Европе, а в XVI в. она была слабым государством, и ни о каких «империях Гогенцоллернов» не могла и мечтать. На самом деле Альбрехт хотел усилить позиции Пруссии внутри государства Ягеллонов объединением с ливонской протестантской политической элитой[31]. И. Олейник трактовал возможные намерения Альбрехта несколько иначе: проект Hohenzollernstaates был вызван к жизни не агрессивными намерениями, попыткой реанимации эпохи господства Немецкого ордена в Прибалтике и землях Северной Польши, но наоборот, насущной необходимостью обороны от наступления Польши. Пруссия понимала, что в одиночку она не выстоит против Короны, и хотела усилиться за счет Ливонии