или псалмы публично исполнялись по-французски, эти действия воспринимались как нарушение и оскорбление священного строя общества. Они также подтверждают, как заметил Джон Босси более 25 лет назад, что французским католикам было легче воспринимать религию как состояние общества, к которому они принадлежали, чем как совокупность идей, в которые они верили
[148]. Определение истинных членов этого братства зависело не столько от внутренней веры, сколько от общности поведения и мировоззрения, другими словами, от социальных отношений. Интересная черта сертификатов отречения — то, что многие гугеноты, подписавшие их и обещавшие "жить по-католически", в дальнейшем предпочитали взывать к чувству общественного блага католических магистратов, а не пытаться убедить их в своей доктринальной благонадежности. Например, в 1569 г. 32 гугенота просили освободить их, "дабы они могли заниматься своим ремеслом и заработать на житье своим женам и детям, бывшим в великой нужде"; было также 10 прошений об освобождении из-за болезни детей
[149]. И здесь выделяются социальные мотивы конфессиональных коллизий в эпоху Реформации.
Однако эти примеры не означают, что все гугеноты либо отреклись, либо стали никодимитами, лишь внешне подчиняясь общим правилам, чтобы выйти из тюрьмы, хотя многие, наверное, поступали именно так. 287 случаев публичного отречения не характеризуют всю протестантскую общину Дижона. Численность дижонских гугенотов в 1562 г. оценивается в 500–600 человек (при населении около 15 тыс.), и многие при первых признаках давления со стороны магистратов бежали из города[150]. Немало гугенотов отправились прямо в Женеву, расположенную гораздо ближе, чем Лион или Париж — французские города с крупными гугенотскими общинами. Были и такие, кто остались преданными своей вере и не пошли на отречение. Они составляли явное меньшинство, поскольку большая часть все же бежала или отступилась. Но некоторые, подобно сапожнику Никола Юрто, предпочли длительное заключение отступничеству от кальвинизма. Юрто был арестован вместе с женой в октябре 1563 г. после жалобы соседей, что они "очень громко распевали по-французски псалмы Давида в своей лавке"[151]. И вновь существо вопроса заключалось в нарушении социальных отношений. Вместо отречения и обещания "жить по-католически", данного многими собратьями по вере, Юрто некоторое время упорствовал. Через пять лет, в 1568 г., он примкнул к десяткам людей, отрекшихся в целях освобождения из тюрьмы
