Налицо несомненный хозяйственный прогресс, появление заметного излишка, который мог быть употреблен на цели обмена. Обмен стал, видимо, развиваться и внутри славянского общества (между ремесленниками и земледельцами, крестьянами и пастухами и т. п.), и между славянами и византийцами. Сохранившиеся города империи были стеснены в своей сельскохозяйственной деятельности. Жители и Сирмия, и Белграда, и Фессалоники в VI–VII вв. занимались земледелием и даже жили на полях и виноградниках во время сбора урожая (Мен., с. 293; L., I, р. 137. 11–14, § 127; р. 185, 31–36, § 199). Но их посевы нередко начисто уничтожались во время нашествий.
П. Лемерль отмечает, что «Чудеса» изображают Фессалонику как город, целиком зависящий от снабжения с моря (L., II, р. 79). А приморские города в основном и сохранились на Балканах в славянском окружении. Недостаток продовольствия в них был перманентным в эту эпоху, и в мирные периоды славяне и ромеи-горожане вступали в торговые связи.
В середине VII в. опыт общения между ромеями и славянами на землях империи уже насчитывал около столетия. Наиболее интенсивным оно было в округе Фессалоники. «Чудеса» сообщают многочисленные факты взаимных измен, т. е. переходов славян (особенно если ими предводительствовал хаган) на сторону фессалоникийцев и, напротив, — о бегстве горожан к славянам[148].
Изменения в хозяйственной структуре, а также тесный контакт с коренными жителями привели к переменам и в социальной жизни славян. Нет оснований, однако, предполагать, что формы землевладения и землепользования у славян коренным образом изменились под воздействием найденных ими на новом месте аграрных отношений. Рабовладельческие и колонатные отношения в балканских провинциях еще накануне массовых вторжений славян находились в глубоком упадке. Славяне лишь довершили дело: еще сохранявшиеся рабовладельческие виллы, имения, основанные на колонате, были сметены «варварским» нашествием[149]. Славяне принесли с собою свойственные их обществу аграрные порядки: вероятнее всего, это была земледельческая община, находящаяся в стадии перерастания в общину соседскую (марку) и характеризуемая сохранением верховной собственности на пахотную землю (с возможными периодическими ее переделами), сильными пережитками кровнородственных отношений, закреплением приусадебных участков в индивидуальное постоянное пользование больших и малых семей[150]. Косвенное указание на ведение каждой семьей индивидуального хозяйства содержится в «Чудесах»: славяне доставляли с полей урожай в собственные дома. Е. Э. Липшиц дала конкретную картину быстрого перерастания в новых условиях земледельческой общины в соседскую, основываясь на данных Земледельческого закона
