Отнюдь не случайно Маврикий (с. 285) предписывает проводить в отношении славян принцип внешней политики древнего Рима («разделяй и властвуй»), осуществлявшийся и Юстинианом I: необходимо подкупать дарами одних, особенно — соседящих с империей, и карать в безжалостных экспедициях других, ссорить вождей и всячески мешать им, чтобы «враг не создал объединения или монархии». Следовательно, тенденция к такому объединению имелась, и Маврикия, опиравшегося на личный опыт борьбы со славянами[102], она весьма беспокоила.
Славянский вождь уже был окружен племенной знатью. Когда хаган аваров в 60-х годах VI в. потребовал от Даврентия (Добрента —?), вождя склавинов, признать его власть и стать данниками, Добрент отвечал послам, находясь в окружении всех подчиненных ему «управителей» (οσοι εν τελει — в Византии этот термин означал высшую служилую знать) и бывших с ним «игемонов» (Мен., с. 232).
Можно, видимо, заключить, во-первых, что Добрент — глава объединения племен, каждое из которых имело своего архонта; во-вторых, что при Добренте уже создавались органы управления; в-третьих, что эти управители собирали, видимо, со всего населения союза или только с подвластных господствующему племени других племен регулярные взносы на нужды вождя, жречества, на организацию обороны, на выкуп пленных и т. д. Какую-то часть этих взносов хаган и потребовал в свою пользу, как он взимал их сам с подвластных ему славян в Паннонии.
«Монархией», однако, власть Добрента, с точки зрения византийцев, назвать еще было нельзя; «монархия», подчеркивает Менандр, была лишь у лангобардов, у тюрок и у аваров (Мен., с. 233, 234). Характерно, что император Юстин II (565–578) считал единственной гарантией сохранения мира хаганом получение в качестве заложников его сыновей, а полководец Юстина Тиверий считал достаточным взять в заложники детей подчиненных хагану архонтов, полагая требование Юстина неприемлемым для хагана (Мен., с. 248, 249). Столкнулись две оценки структуры власти в Аварском хаганате. Характерно, что подобного рода предложения византийцы будут делать славянским вождям едва в IX в. В основе единоличной власти хагана лежали, правда, иные социальные факторы, иная экономическая и общественная система, которая только на том основании, что его власть была «монархической», не может быть расценена как находящаяся на более высокой, чем у славян, ступени социальной зрелости. Ни Добрент, ни другие славянские вожди, вероятно, еще не имели в VI — начале VII в. постоянной резиденции. Нет свидетельств и о существовании в левобережье Дуная крупных укрепленных центров. Феофилакт Симокатта (с. 326), сообщая о стане Мусокия, погрузившемся в сон после тризны по умершему брату вождя, употребляет термин εναυλ ιζεσξαι, т. е. «стоять лагерем», «расположиться станом». Тот же термин приводит этот автор (с. 327), говоря о приказе Маврикия войску остаться на зиму в земле славян, где ромеи обычно разбивали лагерь по правилам военного искусства. Возможно, Мусокий обходил со своим «двором» подвластную ему землю, требуя всюду от подданных необходимого содержания.
