Восточноримская (а затем и Византийская) империя унаследовала от Позднего Рима и свою основную государственную структуру, и политическую теорию императорской власти в частности и государственности в целом. Эта теория объединяла античные традиции, римские идеалы власти и христианский монархический принцип, объявляющий императора наместником божьим и отцом своих подданных. Роль сената (синклита), ограничившего в римский период власть императора, при Юстиниане была сведена почти на нет[47]. Император Восточноримской империи считался наместником бога на земле, подражателем его и служителем, попечению которого вверены все народы ойкумены[48]. Свойственное римской теории мнение об императоре, как о божестве, соединилось с представлением эллинистических монархий о его абсолютной власти. Император признавался высшим гражданским правителем, источником закона, верховным судьей, высшим военачальником (правда, на практике это последнее амплуа реализовалось лишь при Ираклии), а затем также — иереем и защитником церкви[49].
Однако все это не позволяет характеризовать Восточноримскую империю как деспотию восточного типа. Превращению ее в этот тип государства помешали глубоко укоренившиеся античные традиции, включавшие демократические принципы управления греческими полисами и греко-римской демократии. В теории империя представлялась сообществом свободных граждан, а император — главой и служителем этого сообщества. Идея долга императора действовать на благо всех подданных делала возможной критику его поступков. На Западе Августин, развивая эту мысль в целях утверждения примата духовной власти над светской, провозгласил тезис о верховенстве государства «божьего» над государством людей и о необходимости суверенитета народа над волеизъявлением деспота. В Византии деспот был наместником бога; признать принципиально непригодным служению обществу здесь можно было не императора вообще, а лишь не отвечающую по своим моральным качествам исполняемому долгу личность. Императорская власть в Византии не была поэтому властью наследственной. Возникли многочисленные учения о воспитании добродетелей государя, о необходимости для него умного и постоянного наставника.
В центре внимания оказалась, таким образом, концепция идеального государства, а не идеального государя. Его добродетели мыслились соподчиненными задачам всего сообщества. Император мыслился не полновластным господином сограждан, а лучшим гражданином, не собственником общества (подобно восточному деспоту), а лишь центральной его фигурой. Подданные и император оказывались взаимно подчиненными государственным интересам. Обожествлялся в Византии поэтому не сам император (его личность), а его трон, место, пост.
