Предметом дискуссии является также вопрос о среднем и крупном землевладении, как, частном, так и государственном (императорском) и церковно-монастырском. Согласно новейшим исследованиям, несмотря на почти непрерывные в IV — начале VI в. вторжения «варваров» на Балканы, крупное землевладение, особенно на юге, еще удерживало свои позиции[21]. С V в. оно стало даже увеличиваться, например, во Фракии, особенно церковно-монастырское[22]. Но наиболее стремительно росло императорское землевладение в силу целенаправленного (наиболее отчетливо — при Юстиниане I) курса правительства, стремившегося упрочить права казны на все незанятые земли и добиться сокращения крупного сенаторского землевладения. В отдельных районах императорские земли занимали от ⅓ до ½ всех культивируемых земель и угодий. Однако в структуре имений в местностях, подвергшихся «варварским» набегам, произошли серьезные изменения: резко сократилась господская запашка, вилла превратилась из хозяйственного центра в управленческий и в место склада и переработки продуктов; перед угрозой нападения «варваров» — иногда совместно с мятежными рабами и колонами[23] — усадьба была укреплена прочными стенами и башнями. Все чаще господин имения постоянно проживал в ближайшем городе или самой столице империи[24]. Сокращение господской запашки стало характерным и для императорских имений; в условиях трудно осуществляемого контроля за кураторами императорских имений земля стала раздаваться в аренду, особенно — в долгосрочную (эмфитевтическую) и особенно — состоятельным сельским собственникам. Фиск предоставлял зачастую в обмен за уплату арендных взносов право отчуждения арендованной земли вместе с лежавшим на ней тяглом.
Сказанное не означает, что следует отвергнуть мысль о возникновении в рассматриваемый период ростков нового, феодального способа производства в недрах рабовладельческого разлагающегося общества. Ряд исследователей усматривает их в колонате, трактуя колона как предшественника (или даже как представителя) феодально-зависимого крестьянства[25]. Более оправданным представляется, однако, видеть прообраз париков в тех категориях сельских тружеников, которые отнюдь не вышли на первый план в V–VI вв., но которые позднее, в X–XI вв., прямо приравнивались в правовом отношении византийскими юристами к современным им парикам.
Согласно конституции Анастасия I от 500 г., «парики» (этот термин там и употреблен) отличались и от колонов-энапографов и от эмфитевтов; в указе Юстина II (со ссылкой на конституцию Анастасия I) «парики» обозначены как свободные колоны (следовательно, несмотря на новеллу Юстиниана I от 531/2 г. о прикреплении к земле и свободных колонов, различие между ними и энапографами либо сохранялось, либо снова, что вероятнее, обрело значение). Юстиниану же принадлежит новелла (№ 120), в которой он повторял запрет Анастасия распространять «парическое право» на церковные земли. Кроме того, император подчеркивал, что «так называемое парическое право неведомо ни нашим законам, ни какому-либо иному вообще», т. е. объявлял условия парической аренды незаконными. Законодатели и правоведы (Лев VI и Александр в X в., Евстафий Ромей в XI в.) считали законы Анастасия I и Юстина II (но — не Юстиниана I) правовыми актами, определившими юридический статус париков
