.
В историографии существует и другая тенденция — сильно преуменьшать роль ордынского вмешательства в политическую жизнь русских земель XIII–XV вв., объяснять все сложности и зигзаги ордыно-русских отношении этого времени главным образом спецификой внутреннего развития тогдашней Руси, «разгулом» на русских землях феодальной анархии в данную эпоху, особым статусом отношений между ведущими русскими князьями, который характеризовался не только их разобщением в междоусобной борьбе, не только якобы полным отсутствием у них каких-либо освободительных «общенациональных» идей, но и постоянной готовностью предавать друг друга перед ордынскими властями лишь ради мелких, своекорыстных интересов.
«Ордынские ханы, — утверждал, например, В. О. Ключевский, — не навязывали Руси каких-либо своих порядков, довольствуясь данью, даже плохо вникали в порядок, там действовавший». Развивая эти мысли, Ключевский писал далее: «Власть хана была грубым татарским ножом, разрезавшим узлы, в какие умели потомки Всеволода запутывать дела своей земли… Русские летописцы не напрасно называли поганых агарян батогом божьим… Всех удачнее пользовались этим батогом великие князья московские против своей братии»[444].
Итак, по мнению ряда историков (среди которых был и Ключевский), Орда плохо ориентировалась в княжеских междоусобицах и политической обстановке на Руси, довольствуясь данью и различными «подношениями» соперничавших друг с другом князей, выступала либо в роли пассивного наблюдателя за ходом этого соперничества между князьями, либо в роли политического орудия в борьбе одной княжеской группировки против другой.
Хотя имеющееся в построениях данного круга исследователей обращение к внутренним процессам тогдашней политической жизни феодальной Руси следует рассматривать как определенное достижение в изучении данной проблемы, предложенная ими общая трактовка не может нас в полной мере удовлетворить, и не только потому, что эта трактовка практически оказалась близкой к концепции особой важности ордыно-московских отношений в процессе становления Русского централизованного государства[445], но еще и потому, что она во многом упрощала развитие реальных отношений Орды с русскими землями в XIII–XV вв. Так, предложенная трактовка произвольно сужала реальные масштабы ордынской политики в Восточной Европе и, по существу, игнорировала меняющийся на протяжении указанного времени характер ордыно-русских отношений, не признавала, в частности, тесной зависимости внутриполитической жизни Ордынской державы и Руси с различной степенью их активности на международной арене в тот период.
