Более 20 лет тому назад в Торуне состоялся первый из международных коллоквиумов, объединенных в цикл Ordines Militares, организатором и руководителем которых на протяжении всего этого времени был профессор 3. Новак. Регулярно публикуемые материалы коллоквиумов превратились в серийное издание «Ordines militares: Colloquia Torunensia Historica» (c 1983 г. вышло из печати 11 томов серии).
«Северным крестовым походам» посвятил монографию датский историк Э. Кристиансен [Christiansen 1980].
Следует отметить вклад, внесенный в изучение истории крестовых походов в Прибалтику американским ученым У. Урбаном, выступившим в 80–90-е гг. XX в. с рядом специальных монографических исследований [Urban 1980; 1981; 1989; 1994].
Менее заметное место в изучении крестовых походов в Прибалтику занимают французские историки, уделяющие первостепенное внимание «традиционным» крестовым походам на Ближний Восток. Их позицию емко выразил П. Руссе: «Походы, организованные на северо-восток Европы в XII, XIII и XIV вв., — это типичные примеры священных войн против язычников под эгидой института, созданного в 1095 г. В данном случае о крестовом походе можно говорить, имея в виду церковные привилегии, но не его задачу или противника» [Rousset 1983: 21]. Впрочем, похоже, «плюрализм» торит путь и во Францию, о чем свидетельствует лаконичное исследование А. Демюрже [Demurger 1998], где в череду крестовых походов в Святую землю скромно вписались и походы Тевтонского ордена в Прибалтику.
Справедливо отмечалось, что было бы исторически неверно отделять крестовые походы в Восточную Прибалтику от экспансии и колонизации в этом регионе; что было бы ошибкой изучать крестовые походы Тевтонского ордена в Пруссию в отрыве от экспансии на Восток Европы и заселения прусских земель и что, покоряя славянские племена и другие народы Прибалтики, завоеватели одновременно преследовали цель их обращения в христианство [A History 1975/3: 545; Beumann 1973].
Крестовые походы в Прибалтику возглавляли немецкие светские и церковные феодалы. Велись они против западных и поморских славян, балтских и финских народов, находившихся на стадии становления феодальных отношений и государственности. Впрочем, отказывая Тевтонскому ордену и его противникам в национальном или хотя бы этническом самосознании, Э. Джонсон пишет, что Тевтонский (а равным образом и Ливонский) орден «проводил немецкую политику в том, что касалось воинского контингента и использования прусского языка» и что вторжение ордена «способствовало зарождению чувства национальной общности» у литовцев и поляков [A History 1975/3: 547]. Едва ли возможно утверждать, что в данном случае происходило проникновение более высокоразвитой цивилизации в менее развитую, — это была агрессия [Bihlmeyer, Tûchle 1955: 232]. Для народов Прибалтики немецкая экспансия означала потерю независимости и лишение собственной религии. Отдельные племена были полностью уничтожены, другие ассимилировались с завоевателями; местные свободные земледельцы лишились свободы [Birkhan 1989: 31].
