лее не стоит откладывать заседание до того времени, пока Кальпурнии
случится видеть более благоприятные сны. Отправляйся же в курию
Помпея и объяви отцам!сенаторам: диктатор велел готовить носилки и
скоро прибудет!
Альбин кивнул — как лбом гвоздь вколотил. Скрипнул мраморной шеей, образцово выполнил «кругом» и звонким военным шагом, нисколько не пу!
таясь в складках тоги, вышествовал из атриума.
Я невольно пересчитал колонны — показалось, что по дому промарширо!
вала одна из них. Потом откинулся на спинку катедры и занялся мыслью, не дававшей покоя все сегодняшнее утро.
В действительности этой ночью дражайшей моей супруге Кальпурнии, да
продлит Юпитер ее дни, пригрезилось, будто я подарил ей ожерелье крупного
британского жемчуга. О чем она, проснувшись, с предвкушением и сообщила.
А вот мне действительно явился Сон.
Я в императорском палудаменте взмываю над самыми высокими облака!
ми. Полы плаща несут меня ввысь, как чудесные красные крылья. И когда
облака сжимаются в белый кулачок, игриво грозящий мне снизу, из небес!
ной тверди вдруг высовывается рука — в полторы моих. Она словно зовет к
рукопожатию, и я радостно касаюсь ее ладонью. Твердь колышется, словно
потревоженная ветром гладь реки, сквозь рябь проглядывает снежнобрадое
лицо, и я узнаю Громовержца...
И просыпаюсь.
О, боги, неужели это… знак? Гарантия, что сегодня в Сенате все срабо6
тает?
И, словно в насмешку, в голове вновь, в четвертый или в пятый раз за ут!
ро, заворочалось острое, скрипучее, ржавое. Нахлынул вчерашний вечер —
глупый, бессмысленный, а под конец еще и тошнотный…
9
АНТОН ЕГАНОВ
АЛЕКСАНДРОВА ПЕЧАТЬ
…Перед глазами — триклиний Лепида, тесный от скопища гостей.
Я чаша за чашей вливаю в себя терпкое фалернское вино. Оно застилает
глаза, стискивает язык, вяжет мысли, но я вливаю, вливаю, вливаю…Потом, обняв статную гречанку Лаиду, губами застывающего гипса вдохновенно
плету о смерти, быстрой и внезапной. А Лепид, раскинувшись рядом на
пол!стибадия, мычит по!коровьи, как у него в тускуланском поместье роди!
лась однажды телка с двумя хвостами, и маленькие его лепидики таскали ее
одновременно за оба, пока не оторвали…
До вчерашнего вечера я ни разу не бывал пьян.
Даже Катон, заклятый мой враг, однажды признал: «Цезарь первый, кто
взялся за государственный переворот трезвым». Но вчера, в день накануне
мартовских ид 709 года от основания Рима, мне впервые в жизни нестерпи!
мо захотелось глушить фалернское чашами.
Глушить, пока в дурманящей стремнине не захлебнется страх…
