Ципили, Тимбака и смех | страница 19



И Ципили глухо засмеялась, довольная своим остроумием. Дальше какое-то время она молчала. Вспомнила, что в полете не следует так много разговаривать, можно застудить горло, миндалины у нее и правда паршивые, часто воспаляются. А о бронхах говорить нечего, совсем никуда не годятся.

Тимбака ни о чем таком и думать не думала, горло у нее здоровое.

— Эй, Ципили, — крикнула она, — гляди, что сталось с твоим зеленым островом? Всюду снег и лед. Видно, мы уж долетели до Северного полюса?

— Никакой не полюс. Это север Гренландии. Видишь, снова море начинается…



— Где?.. Я, кроме льда, ничего не вижу…

Но Ципили уже не слышала. Большими кругами она спускалась вниз.

— Куда ты?.. Зачем спускаешься?..

— Ты что, Тимбака, ослепла, ничего не видишь? Смотри, какой там переполох, шум, гам!

— Что в этом удивительного? Просто люди собрались. А где люди, там всегда шум и гам.

— Нет, ты и впрямь ослепла, ничего не видишь… И не слышишь тоже, хотя глухой называешь меня… Навостри-ка и глаза свои, и уши.

— Ну, навострила, и что?..

— Видишь, как лед раскололся?.. А вокруг дома! Тут наверняка что-то случилось!..

— Ну и пусть случилось…

Ципили больше ничего не сказала, а камнем полетела вниз, и Тимбака увидела, как она исчезла в темноте, где-то над впадиной расколовшегося льда. «Вот дурная», — подумала Тимбака и последовала за Ципили. Сначала она ничего не видела. Потом разглядела внизу почти черную воду. А через минуту услыхала детский плач и, подавшись влево, увидала Ципили, которая одной рукой крепко держала над собой мальчика-эскимоса, а другою пыталась извлечь свое помело, застрявшее в льдинах. Тимбака взяла у нее мальчика, и только после этого Ципили удалось вызволить помело из ледовых оков и самой выбраться из воды. И тут она увидала, какой вокруг шум и переполох. Мама мальчика-эскимоса, прижав сыночка к груди, плакала, правда теперь уже слезами радости. Она и не интересовалась, кто вытащил из пропасти ее единственного, ее малыша, только все целовала его и плакала. А Тимбака стояла в сторонке, не отрывая взгляда от счастливой матери, и лицо ее сделалось добрым, добрым. Рядом с Тимбакой стояла Ципили. Они долго смотрели, как радуются люди. Потом, словно очнувшись, Ципили поддала помелом подружку и взвилась вверх. Тимбака, что ей было делать, тоже понеслась следом.

Долгое время они летели бок о бок, но не разговаривали и старались не встречаться взглядами, только раз-другой искоса посмотрели друг на дружку и продолжали полет молчком, погруженные каждая в свои думы. Но думы у них были не разные. Думали они об одном и том же. Они чувствовали, что невольно совершили что-то не то, но всей глубины содеянного толком еще не осознавали. И лишь над Атлантикой, над океанской пучиной, почуяв, что не могут держать привычную высоту, Ципили и Тимбака впали в панику. Над Европой они уже летели совсем низко, а достигнув Кавказских гор, можно сказать, стлались по их вершинам.