Но моё внимание привлекло не это, а открывшийся новый навык Свирепость. Несколько долгих мгновений всматривался в структуру, пытаясь разгадать его смысл. Судя по тому, что смог понять, это была новая версия ярости, умения, которое потерял, но это давало возможность использовать другие навыки, лишало контроля над телом, не позволяло запомнить случившееся и отменить навык. Как дополнительный эффект: оно в пять раз повышало мощь остальных умений и атрибутов. И да, его структура, если можно так сказать о чём-то нематериальном, вкус и окраска, походили на те, что я видел у зорнов, поглощая их сердечники.
Каких бы бед я мог натворить если бы не Актар или Вардо? А во что превращусь, когда достигну пятидесятого или сотого ранга? В голове не укладывается.
Прервав медитацию, повернулся к Актару, стоявшему рядом с бесстрастным лицом и носком сапога ковыряющему обломки.
— Похоже, что ты не обманул, но это всё равно не имеет смысла. Почему я оставался заперт в теле маленького ребенка, если должен быть всемогущим зорном? И почему мои навыки дремали, пока не исполнилось почти семнадцать? И даже после того, как способность была разблокирована, всё равно пришлось много тренироваться, прежде чем смог создать и обуздать вару, превратившись в кангеле.
От всех этих мыслей и новых вопросов ужасно разболелась голова, и я обхватил её руками, сев на корточки и раскачиваясь взад-вперёд.
— Не волнуйся слишком сильно, — ответил Актар, — ты слился с Даром Небес и в конце концов узнаешь всю правду.
— Ты можешь дать хотя бы один прямой ответ?
— Скорее всего, нет. Но это ведь не мешает тебе спросить, верно? — произнёс наставник с усмешкой.
— Кто эта женщина — Рендезо, спутница Вардо, и какое отношение она имеет ко всему этому? Почему её зовут как директора?
— Поймёшь со временем.
— Почему ты так ненавидишь Вардо?
В кои-то веки улыбка Актара померкла, в глазах появилась затаённая тоска и грусть. И, к моему удивлению, он ответил, пусть и не прямо.
— Он забрал у меня кое-что много лет назад. Что-то очень дорогое для меня, а когда я это вернул — изуродовал, — так же быстро, как и появилось, выражение печали исчезло, сменившись его обычной лёгкой улыбкой.
— А чего он хочет от меня? Если однажды они заперли меня, потому что не могли контролировать, почему не попытались сделать это сейчас, вместо этого пытаясь договориться?
— Ну, я бы тебе сказал, честное слово, хотя бы назло ему, но… Эти надоедливые Устои не позволяют этого, и так уже лишнего наговорил, боюсь время на исходе, я не смогу, — указательный палец указал вверх, — долго водить за нос.
