Вали неопределенно пожал плечами. Любое место, из которого имелось меньше пяти разведанных выходов, представлялось ему опасным. Что же, у парня были на то основания.
— А что там дальше?
— Пустая улица, узкая, метров пятнадцать. Автобус перевернутый посередине. А потом дома, почти целые. Я пролежал там минут двадцать — вроде тихо.
— Пойдем.
Вали прижал автомат худым локтем, коротко мазнул взглядом по личику брата и исчез между развалинами блочного дома.
Насколько мальчишка в порядке?… Всего два дня назад их было двое, два близнеца[1], боевое подразделение в миниатюре. Все, чем он смог помочь Нари — добить его. Тело нашли всего минут через пять после нашего ухода — мы слышали крики радости. Нари помог нам даже в этот раз, потому что на него отвлеклись. Мы оторвались от погони, пока с его телом что-то делали. Мне не хочется думать — что.
Два квартала по разведанной тропе, меж осколков стекла и мучительно растянутых струн железобетона. Быстро. Вали хороший разведчик. Идя по его следам, не хрустишь и не спотыкаешься. Он оглядывается и замирает.
— Тут направо холодильник. В нем несколько банок консервов целых. Возьмем?
— А что сразу не взял?
— Смысл туда-сюда таскать?
— Бери, только проверь, не вздулись ли.
Этот город цвел и смеялся всего два месяца назад. Все это — дело моих рук.
Элементарная дезинформация.
«Встретимся в любом месте, удаленном не более чем на сто километров от Тронхейма».
Сказано очевидным союзникам по защищенному каналу. Мне ли не знать, как внимательны и чутки мои противники?
Они купились. Они сочли, что я здесь.
Купились и наши немногочисленные друзья, не знавшие, что я разменяла их на кое-какие выигрыши.
Два месяца Тронхейм убивал сам себя, освобождая мне дорогу в глубину фьорда. В сердце города. К Камню Тинга.
Сейчас основные бои перешли в другие места. Никому и голову не придет, что в Тронхейме рискнет появиться человек с моими приметами. Впрочем, тут я тоже предприняла кое-какие меры.
Два квартала — тихо. По улочке прямо перед нами проходит патруль. За патрулем-то самое безопасное место и есть. Они никогда не оглядываются. Им страшно. Они боятся, что того, кто оглянулся, заподозрят в том, что он боится.
Я улыбаюсь. Я обожаю молодых мужчин в форме. Мои губы заново трескаются после каждой улыбки, и я привычно облизываю кровь.
— Переходим.
Двумя домами спустя Вали иголочкой из пневматического пистолета снимает дежурного на перекрестке.
— Поворачиваем.
Придется пройти метров триста вбок, чтобы наш курс не вычислили по трупу.
