Рано утром на квартиру Поворова прибежал полицай Никифор.
— Ох, братуха, говори скорей, что случилось? — тревожно спросила Анюта.
— Не велено болтать. А ну, Костик, быстрее одевайся да к начальнику… Беда в Алешне. — И, видя бледнеющее лицо сестры, продолжал: — Да не пугайся, веселая беда!
— Давай, гвардия, докладывай, что за веселая беда?
— Вся алешинская полиция, вооруженная автоматами, ручными пулеметами и гранатами, схвачена партизанами…
— Дальше-то что? — прервал его Костя.
— И партизаны, и полиция исчезли в неизвестном направлении.
Старики истово перекрестились.
— Вот так номер! — воскликнула Анюта. — Ну теперь держитесь, господа полицаи… Достанется вам. Небось все коменданты собрались в полицейском участке.
— Точно, сестра. Все!
— Страх сказать! — бормотал старик. — Полицаи драпанули в лес… Ай-ай!..
…В полицейском отделении пахло мокрыми полушубками, махоркой и керосином. За столом восседал Коржинов, насупившийся, мрачный. Накурено было так, что у Кости запершило в горле. Еле светили лампы в дыму, полумраке и сырости. Визжала и хлопала дверь. Галдели полицейские.
— Неужели офицеры тут будут нас прочесывать? — шептал Никифор.
— Да нет… Поведут в комендатуру.
— Поворов, ты, братец, что-то долго цацкаешься. Аль молодуха держит? — недобрым голосом обратился Коржинов.
— Не по делу разговор, господин начальник, — отозвался Поворов.
Коржинов промолчал, только локтями задвигал, словно лопатками спину зачесал.
Взвизгнула дверь — и все вскочили. Его благородие появился на пороге — главный переводчик Отто Геллер.
— Та-ак! — протянул он, обведя комнату мышиными глазками. Сдвинул брови. — Ну вот что… У коменданта чтоб ни одной папироски. А то на вас смотреть тошно. Воняете хуже собак. — Заметив Поворова, подошел, протянул ему руку, не снимая перчатки, а все же и такая милость другим завидна. — Командуй, господин начальник.
Выходили цепочкой, молча бросали окурки на пол, смачно отхаркиваясь, растирая плевки сапогами.
«Ну и гвардия, — подумал Поворов. — Ну и сволочей набрали, будьте вы трижды прокляты… Негодяи первой гильдии!»
Бледно-голубой свет все ярче озарял поселок, летное поле, покрытые инеем деревья. Начиналась самая светлая пора в году — весна света, которую он так любил.
— Поворов! — крикнул Геллер. — Вы почему свернули?
