— Это ты про что? — не понял плотник.
— А про нашу экспедицию. Думаешь, шуточки по такой дороге, да еще на таком морозе, трактор провести. Да опять же то сообрази: людей выручаем.
— Правильно, правильно, — соглашался Опанасенко.
— Вот приедем в Якутию… Как, думаешь, нас там будут встречать?
— Хорошо встречать будут, с почетом.
— Это что — с почетом! — возразил Евдокимов. — Я слыхал — награждать будут.
— Премии выдадут или как? — поинтересовался Сидор Поликарпович.
— Что премии! Тут, брат, повыше бери! Ордена, говорят, за такой переход давать будут.
— Ордена! От это здорово! — задвигал усами плотник. — И скажи ж ты, Степан, — всем дадут?
— Все-ем! — язвительно сказал Евдокимов. — Выходит, по-твоему, и Паше надо давать, и тебе, например? Надо все ж таки понимать, кто тут есть основная сила.
— Однако ж и мы службу несем, — попытался возразить Опанасенко.
— Ты это брось, — решительно заявил Евдокимов. — Какая твоя служба? Ну, что ты в походе делаешь, если разобраться? Так просто, на всякий случай взят. Ну, сани еще охраняешь. Так опять пустое занятие. От кого охранять? Свои не утащат: незачем и некуда. А чужого тут за сотни верст не отыщешь.
— Порядок такой, Степан, — огорченно бормотал Опанасенко. — Разве ж я его устанавливал? А все ж таки и зверюга на стоянке может залезть, и всякое такое…
— «Зверюга»… «порядок»… — издевался Евдокимов. — Вот и выходит, что человек ты в экспедиции бесполезный. Так, с боку припека, штатная единица, и больше ничего. Положено по штату взять с собою, скажем, кузнеца или плотника, ну, и взяли. А на сани тебя посадили, чтоб даром пельмени не ел. Вот тебе и порядок.
Сидор Поликарпович сидел пригорюнясь и горестно покачивал головой. Даже его пышные, выбеленные морозом усы печально поникли. Но вскоре он приободрился.
— А не дадут орден — и не надо, — мирно сказал он. — Я ж не за орденами сюда шел.
Опанасенко плотней запахнул доху, уселся поудобней. «Нет, постой, брат!» — подумал Евдокимов.
— А знаешь, Поликарпыч, что я надумал? — сказал он, помолчав. — Ты же сам будто хочешь трактористом стать…
Опанасенко вновь встрепенулся.
— Конечно ж, хочу! — отозвался он, с надеждой поглядывая на собеседника.
— Вот я и говорю: ты, стало быть, Сидор Поликарпович, человек хороший, уважительный. Кроме хорошего, от тебя никто ничего не видит. Вот прямо скажу: уважаю тебя. Таких бы людей побольше.
Плотник сидел, навострив уши, и старался понять, к чему же клонит Евдокимов.
— Так вот, понимаешь, — будто нехотя продолжал тот, — я тракторист, можно сказать, ничего. Машину знаю. Мог бы, как говорится, шефство над тобой взять. Ну, сначала вести научу: скорости там, рычаги, переключения, газ. А там и поглубже, что нужно, расскажу, мне не жалко. Ты же с головой человек, быстро все поймешь. А как научишься — можно и начальнику докладывать: так, мол, и так — умею водить машину, прошусь на трактор. Тебя проверят — и в резерв. А больше тебе ничего и не нужно. Сам знаешь: кто захворал, кому, к примеру, нездоровится — вот ты на денек-другой, а когда и побольше, замещать будешь. Вот ты и тракторист получишься.
