Трудно двигаться в пургу. Согнувшись в три погибели, проваливаясь в сугробы, Козлов добегал до впереди идущих саней, вскакивал на широкий скользкий деревянный брус и отдыхал некоторое время.
Ветер свистит, завывает. Козлов задыхается от бега и в то же время чувствует, что он словно голый, ничем не защищен, что его пронзает насквозь ледяным, сковывающим ветром. «Нужно двигаться, иначе замерзнешь», — решает Козлов, соскакивает с бруса, обегает еще одни сани и, с трудом взобравшись на трактор, внимательно вслушивается в работу мотора.
Так от саней к саням, от машины к машине Козлов добирается до переднего трактора. Впереди бессменно идут Абрамов и Петя. Ветер валит их назад, снег засыпает лицо, забивает очки. Но упрямо наклонившись вперед, разведчики идут и идут. Козлову становится не по себе.
«Петя — тот молодой и, наверно, привычный к таким передрягам, — думает Козлов. — А Евгений Ильич…»
Всегда спокойный, выдержанный и прямой, старый коммунист Абрамов сейчас поражает молодого инженера комсомольца Козлова своей несгибаемой, преодолевающей бурю волею.
«Смотри, Василий, учись, запоминай! — говорит себе Козлов. — Вот каким нужно быть».
Задумавшись, Козлов еще несколько минут сидит рядом с Соколовым, затем вскакивает, прыгает в снег и почти бегом нагоняет Абрамова.
— Как дела, Василий Сергеевич? — кричит тот, продолжая идти.
— Все в порядке. Я сменить вас хочу.
— С тем, чтоб я заменил вас у машин? — доносится сквозь рев метели вопрос Абрамова.
«Он еще способен иронизировать в такое время!» — думает Козлов и кричит в ответ:
— С машинами все в порядке, Евгений Ильич.
— Тогда продолжайте в том же духе! Для нас сейчас главное — вперед! А если я устану, то отдохну на тракторе.
И снова маячат по краям дороги две фигуры, и снова радиатор головной машины нацелен на белую, свистящую, ревущую мглу между двумя фонарями, и снова снуют, перебегая от машины к машине инженер и механики тракторного завода.
Чем выше поднимается колонна, тем больше лютует ветер, тем нестерпимее жжет мороз. И сидят, завернувшись в дохи, иссеченные, исхлестанные метелью, пронизанные ветром и морозом, трактористы, прочищают забитые снегом очки, яростно трут перчатками щеки, носы, подбородки — и ведут, и ведут машины. Ничто, кажется, не может вывести их из равновесия, ничто не может остановить движения мощных тракторов.
Но чем круче забирает, приближаясь к перевалу, дорога, тем чаще буксуют машины, тем чаще останавливается колонна. В яростном реве разбушевавшейся стихии, полуослепшие, потерявшие счет времени, забывшие обо всем на свете, кроме вот этих своих тракторов, которые должны идти, обязательно идти, — ведут вперед свои машины советские люди; ведут, впрягая в прицепы по два, по три, а порой по четыре трактора одновременно, с боем преодолевая каждый метр пути.
