— Пашенька, ты сейчас спать не будешь? — спросил он.
— Что вы, Евгений Ильич! Говорят, что с пятеркой неладно. Люди греться будут приходить. Горяченького захотят. Где ж тут спать? Я уж потом, как исправят.
— Тогда разбуди меня, пожалуйста, часа через два. А если раньше исправят трактор, то раньше буди.
В два часа ночи Абрамов узнал, что пятерка до сих пор не готова. Он оделся и вышел. Мороз сразу ожег дыхание и так опалил лицо, что заломило скулы. Начальник экспедиции вернулся и предупредил Пашу:
— Будут приходить люди — выдавай по 100 граммов спирта.
— А Евдокимову и Попову тоже давать? — Паша свято соблюдала приказ начальника экспедиции насчет этих трактористов.
— Им тоже, — разрешил Абрамов.
Он снова вышел. Мороз теперь показался не таким сильным, но почему-то знобило. «Не захворать бы! — подумал Абрамов. — Еще чего нехватает», — и пошел к ремонтируемой машине.
Тракторы остановились, как шли, развернутым фронтом, захватывая почти всю левую часть реки. Вздымалось вверх пламя семи костров, причудливыми светильниками озаряя машины. И казалось, что свисающие над обрывом ветви деревьев тянутся к этим неизвестно откуда попавшим сюда источникам тепла, к этим небольшим, пламенеющим внизу солнцам. Далекая круглая бледножелтая луна тянула слабую, едва видную дорожку по льду реки. Казалось, что и дорожка, и сама луна, и река, и заросшие лесом берега над нею — все это поддалося морозу, все закаменело, утратило жизнь. Только костры да люди, что собрались у тракторов, двигались, жили. Лаская металл, пробираясь все выше, метались красноватые языки пламени, вились в воздухе, рассыпаясь пышным веером и погасая, золотистые искры, бегали, пританцовывали, хлопали накрест руками, что-то делали у машины люди.
В толстых, теплых, но неуклюжих рукавицах было невозможно работать. Мелкие детали вываливались из рук, их нельзя было как следует ухватить, надеть на другую деталь, закрепить, навернуть. В узкие места мотора одетая в рукавицу рука не пролезала, и как это ни тяжело было, приходилось работать без рукавиц.
До похода в Якутск Дудко вообще казалось, что руки его не боятся мороза. Перчатки он носил, но мог обойтись и без них. Если замерзали руки, он брал горсть снега, сильно растирал кисти, а когда они начинали пылать, вытирал их насухо и снова мог долго работать без перчаток. Теперь пальцы деревенели моментально и с трудом сгибались. Гаечный ключ невозможно было держать: он жег, раскаленный морозом. Казалось, металл настолько сильно прилипает к руке, что если разжать кисть, ключ повиснет. И действительно, вместе с металлом, причиняя сильную боль, отрывались с ладоней и пальцев маленькие куски кожи.
