Алий не обиделся и лениво сказал:
— Пожалуйста, если не нуждаетесь, могу и не работать! — и, закурив папиросу, развалился на куче уже связанных снопов.
Перестоявшая на корню пшеница легко осыпалась. В полдень ребята сделали длительный перерыв и лишь к вечеру возобновили уборку.
Косили трое. Мхамет шел впереди. Свободно расправив могучие плечи, он крупно шагал, и его коса скользила с острым, мягким хрустом, охватывая полосу в сажень ширины.
Тыху, следовавший за Мхаметом, не поспевал за ним и, вспотевший, красный, отчаянно метался, рассыпая колосья на своей полосе. А тут еще подгонял его Ахмед, шедший за ним третьим косарем. Желание поговорить уже давно томило Тыху. Но как только он останавливался и, опершись на косу, начинал речь, Ахмед безжалостно прикрикивал:
— Подрежу пятки! Мхамета упускаем, живее, живее!
Когда косари начали последнюю полосу, Тыху, измученный, с прилипшей к телу рубахой, крикнул Доготлуко:
— Аллахом, его пророком Магометом и всеми присными святыми заклинаю тебя, Доготлуко: дай мне возможность высказаться, пока мы еще не кончили последнюю полосу.
— Подкошу ноги! Если не можешь косить, становись сзади меня! — крикнул Ахмед, угрожающе наступая на Тыху.
— В самом деле, что это вы, словно два волка, травите бедненького теленка и гоните его без передышки! — сказал смеющийся Доготлуко. — Он может лопнуть, если не от работы, то от невозможности поговорить. Дадим ему высказаться напоследок. Мхамет, остановись-ка!
— Никогда в жизни я больше не стану косить в ряду с Мхаметом и Ахмедом! Это моя нерушимая клятва! — торопливо заговорил Тыху. — В более тяжелое положение, чем сегодня, я никогда не попадал. Но и большего удовольствия, чем сегодня, я никогда не получал от работы. Одна хорошая думка возникла у меня в голове, — разрешите мне высказать ее…
— Говори уж, посмотрим, что это за думка не дает тебе покоя! — сказал Ахмед, притворись сердитым и с трудом сдерживая смех.
— Знаете что? Давайте соберемся мы, вот все наши ребята, комсомольцы, в коммуну… — начал Тыху и замялся, боясь, что вот сейчас скажут: «Фантазия!» и засмеются над ним. Он замолчал, заглядывая в глаза товарищам.
Доготлуко вскинул голову и долго, удивленно рассматривал лицо, словно впервые увидел Тыху. Каждый день Тыху был перед ним, этот рыжеватый, пухленький, шумливый паренек, но Доготлуко не знал даже, какие у Тыху глаза. И теперь только заметил, что у Тыху красивые карие, улыбчивые глаза, в которых сейчас мечется беспокойный огонек раздумья.
