В углу, между боковой стеной аулсовета и изгородью, как пугливое стадо туров, сгрудилась небольшая группа женщин. Присутствие их стоило Доготлуко и комсомольцам немалых трудов.
Скрестив руки, будто в знак вечной своей покорности судьбе, они робко поглядывали на счастливую, беспечно танцующую молодежь и с грустным укором прислушивались к песням: сколько девичьих грез, навеянных музыкой этих песен, оказались призрачными, сколько тайных порывов сердца, взлелеянных под эти звуки, похоронено, сколько чаяний и надежд оказались обманутыми…
В группе женщин стояла Дарихан, — прямая, угловато-высокая, суровая, как старый опытный вожак стада. Но настоящим вожаком была, конечно, Амдехан.
После памятного суда стариков она в отчаянии рванулась за помощью к советскому суду. Заявлению, составленному Биболэтом, был дан ход. Суд не только признал ее право на развод, но и присудил ей долю имущества. Старикам было вынесено общественное порицание. Но старики все же не угомонились: кое-кто из них даже грозил ей, что «в ауле не потерпят такую бессовестную женщину и придушат ее, как собаку!» Амдехан пригрозила им советским судом. Но в каждом шорохе темной ночи ей стала мерещиться злодейская месть. В смертельном страхе она ночами покидала утлый домик старой матери и ночевала в чужих домах. Зачастила в аулсовет с жалобой на преследование, на травлю.
Встретив со стороны председателя, ставленника кулаков, явную неприязнь, она кинулась в комсомольскую ячейку и постепенно сдружилась с комсомольцами, обретя в их поддержке силу и спокойствие. Под влиянием Доготлуко она стала первой активисткой аула, притом чрезвычайно деятельной. Ей хотелось поскорее перевернуть этот проклятый старый мир, в котором так тяжко жилось женщинам. И она начала борьбу с тем злом, от которого столько страдала сама, начала с защиты женщин от произвола мужчин. Изведанной дорожкой она носила в советский суд чужие, но ставшие ей близкими, жалобы. Все чаще наседала она на толстокожего председателя, все чаще прибегала за содействием к Доготлуко. Постепенно Амдехан стала грозой мужей и защитой женщин. Теперь она стояла в толпе женщин, как наседка, готовая защитить своих птенцов от нападений коршуна. Принаряженная, в красной косынке, она метала сердитые взгляды в сторону стариков, которые сидели разбросанными кучками на площади перед аулсоветом.
По левую сторону аулсовета вдоль ограды тянулся разномастный ряд оседланных лошадей. Около коновязей толпились мужчины. В центре их возвышалась гигантская фигура Шумафа, который держал под уздцы своего кургузенького Муштака.
