Доготлуко особенно любил эту часть аульского леса. И когда он очутился здесь, куда он часто ходил с Ахмедом, его охватила боль об утрате друга. Ощущения могучей красоты леса и нестерпимой боли смешались в нем, и он неподвижно стоял со странной, затерянной в уголках губ улыбкой.
— Давай обсушимся здесь и посидим немного, — сказал Тыху, пытаясь отвлечь Доготлуко от его мыслей.
— Хорошо, давай, — безразлично ответил тот.
Они выжали брюки от росы, поели сыра с хлебом и двинулись дальше. Местами невозможно было разглядеть, что находилось в двух метрах. Они шли по старым заросшим лесным дорожкам, по желобам, промытым ручьями дождевой воды, по звериным тропкам. Чаще стали встречаться одинокие лошадиные следы. Они встретили несколько старых пепелищ с разбросанными вокруг них клочками бумаги. Но других признаков присутствия человека не обнаружили.
Так они пролазили по лесным дебрям весь день. К вечеру, когда оба друга уже считали свои усилия напрасными и подумывали о возвращении, они вдруг набрели на свежий лошадиный след и пошли по нему. Некоторое время след тянулся по старой лесной тропе, затем, круто повернув по бездорожью, направился в чащу; по примятой траве видно было, что лошадь прошла здесь не так давно.
След завел друзей далеко в глубь чащи. Вдруг Доготлуко, шедший впереди, предостерегающе поднял палец и остановился, прислушиваясь. Тыхуцук тоже застыл на месте.
— Кажется, лошадиный храп… — тихо сказал Доготлуко.
Минуты три простояли они, напряженно прислушиваясь. Послышался отдаленный, еле уловимый, всхрап лошади. Оставив след, с наганами наготове, они стали осторожно пробираться по этому звуку, который повторялся время от времени.
Вскоре они стали различать удары копыт о землю. Наконец чащу прорезало ослепительными просветами — перед ними была поляна, с которой уже отчетливо доносились звуки, не оставлявшие никакого сомнения: там паслась лошадь.
Осторожно раздвинув листья, Доготлуко выглянул. Посреди большой поляны стоял великолепный гнедой конь, привязанный длинной веревкой. Кроме лошади, на поляне ничего и никого не было.
Тыхуцук, томимый ожиданием, не вытерпел, подполз сбоку и тоже выглянул. Но увидев гнедого коня, он схватил Доготлуко за руку и, забыв о всякой осторожности, вскрикнул:
— Конь Дархока!
Он не договорил — ладонь Доготлуко закрыла ему рот.
Тыху окаменел, устрашенный собственным голосом, а Доготлуко тотчас же устремил глаза на поляну. Долго сидели они, затаив дыхание. Но на поляне никого не было, кроме коня, который перестал жевать и стоял, насторожив уши. Наконец оба друга облегченно вздохнули, и Доготлуко, отвернувшись от своего наблюдательного окошка, вопросительно посмотрел на Тыху. Возбужденный Тыху скороговоркой шепнул на ухо Доготлуко:
