— На какой праздник? — спросил Чарли с удивлением.
— У нас в академии скоро будет праздник. Всем, кто хорошо учится, дадут похвальные листы и награды. Мне тоже дадут. Наверное. Обещали. Я тебя хотела взять, но тебя нельзя взять, — подруги будут смеяться, скажут: привела с собой оборвыша!
От обиды Чарли покраснел и слезы выступили у него на глазах. Ему очень захотелось пойти на праздник. «Неужто же не возьмет? — думал он с тревогой, поглядывая на сестру. — Нет, это она так только, дразнит. Ведь она добрая».
Мать вступилась за него.
— Мы ему сошьем новую курточку. Как только быть с башмаками? Башмаки совсем изорвались.
— Я скоплю денег и куплю новые башмаки, — решительно сказал Чарли.
Мальчик с нетерпением ждал праздника. Он скопил себе денег и купил новые башмаки. Башмаки были дешевые и плохонькие, но все-таки лучше старых, рваных. А маленькая служанка смастерила ему новую синюю курточку из старой материнской юбки. Она шила ее по вечерам на своем чердаке. Она и для Фанни перешила платье из старого платья мистрисс Диккенс.
Наконец счастливый день наступил. Чарли пораньше отпросился с фабрики и зашел к маленькой служанке за своей курткой. Там он застал свою мать и Фанни. Мистрисс Диккенс пришла сюда из тюрьмы; она непременно хотела сама одеть Фанни. Маленькая служанка второпях пришивала пуговицы к черному шелковому платьицу.
В углу на постели были заботливо разложены зеленый газовый шарф, маленькие атласные башмачки и пара черных шелковых чулочков.
— Постой, моя милая, дай мне сообразить, — говорила без умолку мистрисс Диккенс. — Шарф ты накинешь на плечи, а на голову приколешь простенький бантик. Ах, если бы теперь у меня был мой жемчуг! Ты его помнишь, Фанни? Помнишь, как красиво он блестел при свечах? Но твой папа, твой бедный папа… Ах, как мне жаль было отдавать в ломбард мое жемчужное ожерелье!
Мистрисс Диккенс грустно покачала головой и поднесла к глазам платок.
— Ой, не плачь, не плачь, мама! — закричала Фанни. — Мне не нужен этот жемчуг, совсем не нужен. Пожалуйста, не думай об этом. Забудь про жемчуг, мама! Право, забудь!
— Какой ты ребенок, Фанни! Ну можно ли так говорить? — рассердилась мать. — Подумай только: две дюжины чайных серебряных ложек, целый чайный сервиз, молочник, сахарница, чудные фарфоровые чашки и блюдца, вот это самое жемчужное ожерелье, брошка и серьги, — все ухнуло в один день. А я-то… сколько раз я чуть что не на коленях молила моего бедного мужа: «Джон, да сделай же что-нибудь, распорядись как-нибудь!» Я убеждена, что каждый, кто видел нас в то время, скажет, что я твердила это по пятидесяти раз в день. Фанни, ну, скажи, разве неправда? Разве я не напоминала об этом постоянно твоему бедному папе?
