В о р о н и н. А Цыбышев? Он учился не в вашем, в седьмом классе. Вы не знаете о его судьбе?
А р к а д и й. Петя погиб. Умер от ран.
В о р о н и н. Он был в Красной Армии?
А р к а д и й. Конечно. Он был коммунистом.
В о р о н и н. Это был очень одаренный юноша… (После паузы.) Семнадцать лет я вдалбливал в головы своим ученикам, что Великая Российская империя вечна и непобедима, и почти все они стали ее разрушителями. Ирония судьбы.
А р к а д и й. Не горюйте, Александр Васильевич, мы сделаем для вас новую историю! И начинаться она будет так: «В октябре тысяча девятьсот семнадцатого года Великая Российская империя была побеждена и завоевана людьми, приобретшими начало и конец пути, который связал в одно целое Европу, и Азию, и весь мир!»
В о р о н и н. Ах, Голиков, Голиков, вы ужасающе молоды… Беретесь переделывать жизнь, но что вы знаете о жизни? Решаете судьбы людей, но что вы знаете о людях? Считаете себя марксистами, но вы не читали ни Маркса, ни Ленина, ни Плеханова.
А р к а д и й. Это верно, я не читал Плеханова, Александр Васильевич, но я часто по ночам смотрю на небо и вижу, что все оно усыпано пятиконечными звездочками.
В о р о н и н. Это мираж, Голиков, фата-моргана, игра больного воображения. Звезды имеют форму шара, круглого раскаленного шара. Вы больны, Голиков. Вся Россия больна! Только больной народ может позволить, чтобы им командовали пятнадцатилетние мальчишки. Впрочем, нам некого винить — мы, русские либералы, сами немало способствовали распространению этой заразы, сами насаждали ее.
Пауза.
А р к а д и й. Так что же вы все-таки делали в Андреевичах, Александр Васильевич? Зачем прятались?
В о р о н и н. Вот мы и подошли к концу нашего разговора. Курите, Голиков? Табак есть?
Аркадий молча протянул кисет. Оба закурили.
(Усмехнулся. Затянулся крепко.) Не успел удрать. Кавалерист я скверный, вскочил на неоседланную лошадь… ну и вылетел головой вниз в оврагах.
А р к а д и й. Зачем же было удирать, если совесть у вас чиста перед Советской властью?
В о р о н и н. А кто вам сказал, что совесть у меня чиста? Я служу при штабе генерала Соколовского. Слыхали, должно быть, о капитане Ковалеве?
А р к а д и й. Вы… (И умолк.)
В о р о н и н. Да, Ковалев — это я.
А р к а д и й. Шутите, Александр Васильевич…
В о р о н и н. Какие уж тут шутки. (Оторвал подкладку от фуражки, вынул документ, подал Аркадию.) Девичья фамилия матери. Упокой, господи, душу ее! Если бы на вашем месте был кто-либо другой, я бы так легко не признался в этом, я бы стал лгать. Вышел бы из этой передряги менее рискованным способом, но вам… Нет! Как бы вы ни пыжились, для меня вы все равно останетесь мальчишкой, учеником, которого я год назад спас от исключения из училища.
