Самая длинная ночь | страница 71



Вы командир… Ко-ман-дир… Это прекрасно! Значит, я все-таки имею шанс. Если бы командиром был ученик второго класса Ольхович, он бы без церемоний пустил меня в расход, я ему систематически ставил двойки по древней истории. (Перестал смеяться так же внезапно, как начал.) Боже милосердный, до чего мы дошли! Я, Александр Васильевич Воронин, сорокалетний дворянин, коллежский советник, учитель истории, окончивший два факультета Московского университета, стою перед своим пятнадцатилетним учеником Аркадием Голиковым, и он вправе решить: жить мне или умереть.

А р к а д и й. Живите, Александр Васильевич! Живите и не обижайтесь, пожалуйста! Ребята погорячились. «А ля гер, ком а ля гер!» Помните, как вы защищали меня от нападок нашей француженки Сюзанны Ивановны? Вот была ведьма! Ведьма и ретроградка.

В о р о н и н. Вы тоже были порядочным шалопаем, Голиков. Способным, подающим большие надежды шалопаем.

А р к а д и й (декламирует).

Мечтать о просторе, о счастье, о воле
И гаснуть, покорно отдавшись судьбе,
Теряя последние силы в неволе…
Нет, лучше погибнуть в борьбе!

За окнами топот копыт.


(Выглядывает в окно.) Ты что же это на рожон лезешь, Онищенко? Я тебе что приказал?


Снизу отвечают что-то не слишком почтительное.


Я тебе за такие слова… Вернемся в полк — рапорт подам! Вышли дозорных на Малинский тракт. Коней не расседлывать. Час отдыха, и уноси ноги. Смотри у меня!

В о р о н и н (после паузы). Ах, Голиков, Голиков, вы были таким милым мальчиком: веселым, шаловливым, не по годам развитым. Помню, как вы играли старика садовника в наивной детской сказке «Среди цветов» с трубкой в зубах, с бородой из мочалы…

А р к а д и й. Время пришло такое, Александр Васильевич, отчаянное время. Нужно переделать мир!

В о р о н и н. Совсем пустяк — переделать мир… (Прихрамывая, подошел к столу, сел.)

А р к а д и й (бросился к нему). Вам нужна помощь? Простите же меня, простите! Увидел, обрадовался, забыл спросить. Что вы здесь делаете? Как попали в Андреевичи?

В о р о н и н. Длинная история. Давно из Арзамаса?

А р к а д и й. С января.

В о р о н и н. И что же, матушка вас сама благословила?

А р к а д и й. Ну, не совсем благословила…

В о р о н и н. «Разыскивается мальчик с родинкой над правым глазом и шрамом за ухом»?

А р к а д и й. Вроде этого.

В о р о н и н. Значит, на этот раз удалось удрать подальше Нижнего?

А р к а д и й. Подрос, и опыта стало больше.

В о р о н и н. Что там в Арзамасе?

А р к а д и й. Все тридцать шесть церквей на месте, обыватели по-прежнему полощут в прудах белье, пожарный колокол на каланче отбивает время. Но уже и в наш богоспасаемый городишко стали проникать новые веяния. В училище заправляет ученический комитет. Кадеты наши чуть не полопались от злости, мы им поприжали хвосты. Часто вспоминали вас, жалели, что уехали. Вы-то уж наверняка были бы с нами. Вы один среди наших учителей умели понимать и поддерживать молодежь. Вы были нашим любимым учителем. Единственным любимым. Есть и ваша заслуга в том, что почти все наши хлопцы сразу же вступили в РКСМ: Нестроев, Каленовский, Гольдин, Терепыгин…