Адрес личного счастья | страница 60



Так что просто или непросто, а буфет — такое же рабочее место, как и все другие. С той только разницей, что буфетчица вся на виду. А зависимость тут прямая: как ты к людям относишься, так и они к тебе.


В депо нашлось бы немного людей, которые не знали Клавдию или хотя бы не слышали о ней. Естественно, и она почти всех знала. Была у Клавдии особенная черта такая — располагать к себе. То ли понимание в ее глазах виделось особенное, то ли отзывчивость такая искренняя, но давно уж повелось, что нет-нет да и произойдет у Клавдии с кем-нибудь разговор сугубо доверительный о личном и сокровенном. И была Клавдия связана со многими людьми неисчислимыми ниточками доверия, а вот самой ей довериться вроде было и некому. То есть не то чтобы боялась она непонимания, а просто не могла искать у кого-то утешения — натура ее не позволяла. Через себя ведь не переступишь.

Вот, например, есть у нее знакомый парень, такой хороший. Вася Огарков — отцов ученик, будущий машинист. Росточка невысокого, худенький, зато умный, начитанный, деликатный. И уж смотрит он на Клавдию так, что, кажется, скажи она ему: «Умри сейчас, Васенька!» — он и умрет. По вечерам вон в том углу всегда за крайним столиком. Возьмет три стакана кофе и два рогалика и так целый вечер простоит, на Клавдию глядя. Ребята насмехаются, а он только молчит и все терпит. А Клавдия его не выгоняет. Ей что? Не мешает ведь! И когда буфет закрывается, Вася подходит и облокачивается на стойку. Тут уж Клавдия давай тормошить его:

— И что ты, Василий, себе думаешь?.. Тридцать тебе скоро, а ты все, неприкаянный, в буфете торчишь! Чего, спрашивается?..

Пожмет плечами в ответ, будто и сам этого не понимает, и усмехнется Клавдии одними глазами, светлыми-светлыми. Прямо вся его душа в глазах этих чистых. Клавдия даже сердиться на него начинает:

— Ну что толку меня рассматривать-то! Пошел бы в клуб, там девчат сколько! Молодые, красивые!

— Да понимаешь… — вздыхает, — скучно с ними… с красивыми-то…

Прыскала Клавдия в кулак:

— Ну, уморил, Васька!

А что ему еще скажешь! Такой вот он — жениться хочет! И отец все намекает: выходила бы вон хоть за моего Васю… Сегодня вечером, наверное, опять придет. И получается, будто она уже и ждет его.

Хороший он парень, интересный, грамотный. Но чтоб открыться ему… или как-то довериться… нет…

Случались, однако, и у Клавдии такие минуты, когда темнели ее быстрые синие глаза, и зрачки становились большими, и вся она уходила куда-то в себя, теряя охоту отвечать на традиционные вопросы известными шуточками: «Зачем это мне, вольной птице, мужик нужен! Хватит с меня того, что здесь на вас насмотрюсь! Да а есть у меня уже ненаглядный! С детства самого влюблена!» А больше этого — ни звука. И там уж ломай себе голову, что за ненаглядный тайный? Бывало, конечно, пройдется и она с кем-нибудь — в ухажерах недостатка не было. Но все это не то. Раз пройдется, другой — и отставка. Ну и строили парни всяческие догадки насчет этого самого ненаглядного. Шутили: что он у тебя — то ли космонавт, то ли еще кто секретней, что, никак объявиться не может?