— Понял, понял, — усмехнулся Мазур, а Ушаков осторожно, но настойчиво вмешался:
— Простите… э-э-э… Анатолий Егорович, вы меня к управлению не подбросите?..
Мазур открыл ему дверцу и скомандовал шоферу:
— Давай сначала к управлению, а потом на северную горку.
Толстяк еще раз озабоченно повторил:
— Так мы на вас надеемся! — И бегом помчался к «рафику», уже на ходу бросив: — Извините, тороплюсь!
Мазур рассеянно смотрел на приближающийся груженый состав, но тут же заметил и Клавдию, дочь Семака, она шла вдоль насыпи с ярким букетиком цветов. Поравнявшись с машиной Мазура, она кивнула ему, мимолетно улыбнулась.
— М-да… закрутилось… — столь многозначительно произнес Ушаков, почтительно наклонившись к переднему сиденью, что Мазур невольно откликнулся:
— Это вы о чем?
— Да вот… даже не знаю, как тут и объяснить…
Он замолчал, но Мазур безучастно продолжал смотреть на проплывающие перед его глазами вагоны, платформы, цистерны… лес, уголь, машины…
— Большие перемены у нас назревают, Анатолий Егорович…
Мазур молчал, и Ушаков, как-то нервно дрогнув, опять придвинулся к его сиденью, затем доверительно сообщил:
— Дело в том, что нашим дорогим Александром Викторовичем Ревенко не очень довольны в обкоме партии… Как начальником дороги, разумеется… На пенсию ему пора вообще-то… так вот на его замену уже была названа кандидатура…
Мазур только мельком взглянул в зеркальце заднего вида, но как раз и наткнулся там на испытывающие глаза Ушакова. Он отвел глаза, с явно иронической усмешкой поинтересовался:
— И кто же будет вместо Ревенко?
Шлагбаум открылся, шофер Мазура резко тронул с места. Качнувшись, Ушаков с усилием произнес:
— Вы… Анатолий Егорович!
— Ну-ну! — вырвалось от восторга у шофера, и, повернувшись к Мазуру, он тут же лукаво спросил: — А меня к себе возьмете, когда начальником дороги станете?..
Ему, правда, тут же пришлось сильно тормознуть, потому что впереди неожиданно выехал на дорогу самосвал.
— За дорогой смотри! — снисходительно укорил Мазур.
Встретив у переезда газик НОДа, Клавдия в глубокой задумчивости пересекла главные пути и шла теперь по междупутью на станции рядом с медленно движущимся составом: локомотив подавал его на горку.
— Э-эй, Клавдя! — раздалось где-то совсем рядом.
Она не сразу сообразила, откуда ее окликнули, подняла голову, затем обернулась, — оказалось, это Фимка Голец. Свесившись с тормозной площадки движущегося вагона, он дурашливо поинтересовался:
— Ты куда это… не спешишь, а?
