, но и во всей стране, чтобы правильно оценить обстановку.
Высокородный князь Джонон-ван всю прошлую зиму, да и осень тоже, без конца устраивал пиры и празднества и дошел до такого состояния, что не только оценить положение в стране — коня собственного отыскать у коновязи не смог бы. Чултэм узнал, что последние несколько дней Джонон-ван беспробудно пьянствовал, и решил к нему не являться. Но потом передумал и все-таки поехал. И что же? У длинной коновязи неподалеку от большой белой юрты вана он увидел множество лошадей, а из юрты неслись громкие крики и разудалое пение.
«Прежде такое случалось только по большим праздникам. Теперь все изменилось», — подумал Чултэм и, повернув своего великолепного резвого коня, о котором говорили: «Чудесный белый скакун Чултэма», пустился в обратный путь. Сам князь, сухопарый мужчина, необычайно подвижный для своих пятидесяти лет, одет был хоть куда. Темно-синий, затканный кругами дэли подпоясан алым китайским поясом, серебряные ножны работы прославленного мастера Тоджила, да и у коня убор не хуже — новый зеленый чепрак, седло обшито желтой бахромой и украшено серебряными бляхами. Словом, все конское снаряжение было традиционно борджигидское[14].
На обратном пути Чултэм заехал в монастырь, погостил у знакомых лам, в китайских лавках приобрел подарки для своих домашних и снова выехал в открытую степь. Нет, не мог он припомнить, чтобы река Онон когда-нибудь разливалась так широко. За несколько дней до поездки к Джонон-вану бэйсе ездил в здешние края востребовать один старый долг. Но тогда река еще не вышла из берегов. Весенний паводок питается снегами, тающими в горах. Значит, этой зимой в горах были частые снегопады. Поездив по берегу и не найдя брода, Чултэм разыскал старого лодочника, Черного Молома, но тот оказался больным, и вдобавок единственную его лодчонку унесло течением. Вот незадача! Так и домой не попадешь. И вообще последнее время, как заметил бэйсе, ему не везет. С невеселыми мыслями ехал Чултэм вдоль берега. Ничего не поделаешь, придется обратиться за помощью к бурятам. Еще накануне революции несколько айлов цонгольских бурят, минуя заставы, пришли в здешние края и тут осели. Многие из них примкнули к бандам барона Унгерна. Говорили, что с халхасцами буряты сходятся туго — переселенцы, как правило, люди богатые и держатся особняком. Говорили еще, что в торговых сделках и на охоте они непримиримы, а в остальном народ покладистый. Все это припомнил Чултэм, когда, с трудом продравшись сквозь густые заросли ивняка, оказался на открытом берегу. Тут, на высокой террасе, он увидел бурятский зимник. Новенькие деревянные дома весело смотрели на мир застекленными окошками. Сараи и сложенное в стога сено говорили о том, что жилье это не временное. Возле изб играли ребятишки, бегали собаки. Тут же паслись коровы и овцы. Если за три-четыре года люди сумели так прочно обосноваться на новом месте, это, по мнению Чултэма, говорило в их пользу. Остановившись у крайнего дома, бэйсе спешился.
